Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - [8]

Меня охватывают ярость и бессилие. Нестерпимо хочется швырнуть стакан с водой в стену, сорвать полки и зарать что есть мочи, словно капризный двухлетний ребенок. Желание это так сильно, что у меня начинают дрожать руки и я едва не проливаю воду.

Вместо того чтобы разбить стакан, я выплескиваю воду на ангела. Хочется кинуть следом и стакан, но я сдерживаюсь.

– Очнись, черт бы тебя побрал! Очнись! Что с моей сестрой? Чего от нее хотят? Где она, черт возьми? – кричу я во всю силу легких, зная, что могу привлечь с улицы бандитов, но сейчас меня это не волнует.

Я с размаху пинаю диван.

К моему крайнему изумлению, веки ангела медленно поднимаются и на меня устремляется взгляд его темно-синих глаз.

– Можно потише? Я спать хочу.

Его хриплый голос полон боли, но тем не менее в нем слышится высокомерный тон.

Я падаю на колени, глядя прямо ему в глаза:

– Куда улетели другие ангелы? Куда унесли мою сестру?

Он демонстративно закрывает глаза.

Я с силой бью его по спине, прямо по окровавленным бинтам.

Ангел быстро поднимает веки, скрежеща зубами. Он шипит от боли, но не вскрикивает. Взгляд его полон злобы. Я с трудом сдерживаю желание отойти назад.

– Тебе меня не напугать, – ледяным тоном говорю я, пытаясь подавить страх. – Ты слишком слаб, чтобы даже стоять на ногах, ты потерял много крови и без меня бы уже умер. Говори, куда ее унесли.

– Она умерла, – спокойно отвечает он и закрывает глаза, словно вновь собираясь заснуть.

Могу поклясться – мое сердце замирает на целую минуту. Пальцы холодеют. Наконец я вновь обретаю способность дышать.

– Врешь. Врешь!

Он не отвечает. Я хватаю лежащее на столе старое одеяло.

– Смотри!

Я разворачиваю одеяло, и из него на пол вываливаются потрепанные крылья. Они смялись, перьев почти не видно. Упав, крылья слегка раскрываются, и тонкий пух поднимается, словно потягиваясь после долгого сна.

Я замечаю страх в глазах ангела – такой же, как у человека, который увидел свои собственные ампутированные ноги, вываливающиеся из побитого молью одеяла. Понимаю, что веду себя непростительно жестоко, но не могу поступить иначе, если хочу снова увидеть Пейдж живой.

– Твои? – Я едва узнаю собственный голос, холодный и жесткий. Голос наемника. Голос убийцы.

Крылья утратили свой блеск. Среди белоснежных перьев еще переливаются золотые блестки, но часть их сломана и торчит под странными углами, к тому же они склеились и съежились от запекшейся крови.

– Если поможешь найти мою сестру, получишь их назад. Я сохранила их для тебя.

– Спасибо, – хрипит он, разглядывая крылья. – Отлично будут смотреться у меня на стене.

В его голосе звучит горечь, но вместе с ней и кое-что еще – возможно, надежда.

– До того как ты и твои дружки уничтожили наш мир, у нас были врачи, которые могли пришить обратно случайно отрезанный палец.

Я ничего не говорю насчет замораживания, умалчиваю и о том, что отрезанную часть тела нужно пришить в течение нескольких часов. Вероятно, он все равно умрет, и это уже не будет иметь никакого значения.

– Это не я их отрезала, – говорю я. – Но я могу помочь тебе. Если поможешь найти сестру.

Вместо ответа, он закрывает глаза и, похоже, засыпает.

Дыхание глубокое и ровное, как у крепко спящего человека. Но выздоравливает он не так, как человек. Когда я притащила его сюда, его лицо было иссиня-черным и опухшим. Сейчас, после почти двухсуточного сна, оно вновь обрело нормальный вид. Вмятина от сломанных ребер исчезла. Пропали и синяки на скулах и вокруг глаз, а многочисленные порезы и ссадины на руках, плечах и груди полностью зажили.

Единственное, что не зажило, – раны в тех местах, где прежде были крылья. Я не вижу, что происходит с ними под бинтами, но, поскольку они все еще кровоточат, вряд ли дела обстоят намного лучше, чем два дня назад.

Я обдумываю возможные варианты. Если не удастся подкупить ангела, придется выбивать из него ответ пытками. Я готова на все ради моей семьи, но не знаю, сумею ли зайти столь далеко.

Но ему знать об этом не обязательно.

Теперь, когда он очнулся, стоит найти что-нибудь, чем можно его связать. Я направляюсь к выходу.

7

Выйдя из кабинета, я обнаруживаю, что над мертвецом в вестибюле кто-то успел поиздеваться. Кажется, будто он потерял все свое достоинство с тех пор, как я видела его в последний раз.

Кто-то положил одну руку трупа ему на бедро, другая как бы тянется к волосам. Длинные лохматые волосы торчат во все стороны, словно у казненного на электрическом стуле, рот измазан губной помадой. От широко раскрытых глаз, подобно солнечным лучам, тянутся нарисованные фломастером черные линии. Посреди груди, словно флагшток, торчит кухонный нож, которого не было час назад. Мертвеца изувечили с некой целью, которая могла прийти в голову только безумцу.

Мама нашла меня.

Состояние моей матери не столь устойчиво, как могло бы показаться. Степень ее безумия растет и падает без какой-либо предсказуемой периодичности или повода. Когда все хорошо, ты и не догадываешься, что с ней что-то не так. В такие дни меня мучит чувство вины перед ней – за мою злость и бессилие. Когда все плохо, я могу выйти из комнаты и найти на полу превратившегося в игрушку мертвеца. Хотя, если честно, она никогда раньше не играла с трупами, – по крайней мере, я такого не видела. До того как мир развалился на части, мама всегда была на грани, а зачастую и в нескольких шагах за ней. Но уход отца, а затем нашествие ангелов лишь ускорили процесс. Та часть разума, которая удерживала ее от прыжка во тьму, попросту перестала существовать.