Наше всё! - [26]

В больнице мне было скорее смешно, чем страшно. Врачи начали заполнять документы, а один доктор принялся щупать мне ноги, руки. Кости таза его тоже интересовали. Я ему говорю: «Вы что, не видите? У меня с лицом проблемы». Он отвечает: «Извините, формальности».

Когда меня повезли на рентген, за мной в очереди оказался молодой парень. Я только потом вспомнил, что в ту среду был День десантника. И когда меня назад к врачу доставили, этот воин приковылял следом. Врач его спрашивает: «Ну что, мимо фонтана нырнул?» Все в смех, а я смеяться не могу, мне даже пошевелиться больно. Кое–как физиономию в одну сторону перекосил, смех сквозь слезы получился.

Доктор посмотрел снимок и сразу сказал: мы вас оставляем здесь на ночь, утром будет консилиум, там и примем решение. И в десять утра меня повезли уже оперировать. Не представляю почему, но на этот раз мне было безразлично, что происходит. Перед первыми двумя операциями я волновался, а сейчас ехал на каталке, можно даже сказать, умиротворенный!

Анестезиолог в операционной принялся вспоминать, какой случай у него был однажды с Бессоновым, я ему что–то ответил и не заметил, как отрубился. Очнулся — рядом стоят жена, отец, сестра. «Как же так, — думаю, — я же только что с врачом разговаривал! Вот это «перепрыгнул»!

К моему удивлению, от наркоза отошел быстро. После операции на «крестах» чего со мной только не было! Меня тогда натуральнейшим образом колбасило, слезы текли ручьем. Сейчас же как будто ничего и не происходило. У меня болело не то что лицо! Болело все! Даже зубы. Я хотел сомкнуть челюсти и не мог, я их просто не ощущал. Ни поесть, ни попить, ни словом перекинуться.

Зато на следующее утро проснулся и не поверил: ничего не болит! Из–за сотрясения мозга меня еще изрядно штормило, но в целом самочувствие было приличное. Позволил себе пообщаться с друзьями. Звонков было множество! В первый день я отдал свой телефон Веронике, и она отвечала всем звонившим. Ей к этому не привыкать. Конечно, приятно, что столько людей старались меня поддержать.

Через неделю швы сняли, синяк под глазом рассосался, я стал выбираться на улицу гулять с собаками, ездить на матчи «Спартака». Недели через две потихонечку приступил к легким тренировкам. Календарь всех наших оставшихся поединков сидел у меня в голове, и я себе наметил обязательно вернуться к матчу с ЦСКА.

Когда приступил к занятиям в общей группе, мне очень жалко было наших ребят. Они так за меня боялись, что расступались, как только мяч направлялся ко мне. Пару дней я потерпел, а потом не выдержал — нет уж, братцы, давайте по–настоящему! С первой же тренировки я без всяких ограничений колотил по мячу головой. Владимир Григорьич в ужасе кричал: «Тит, ты что делаешь?! Давайте ему мяч низом». Но я нисколько не бравировал, игнорируя всякую осторожность: к тому времени мне уже прекрасно было известно, что на месте перелома образуется костная мозоль и вероятность рецидива сводится к минимуму. Поскольку я вполне уверенно себя чувствовал, к встрече с ЦСКА я вернулся–таки в строй и даже отказался от защитной маски, которую мне специально изготовили в Австрии. Я вновь в игре!

* * *

Травмы… У них бывает разная природа. Но в целом это наша плата за футбол — так называемые издержки профессии. Люди думают, что нам все легко достается, рвачами обзывают. Энергетика же у иных мощнейшая, вот и сыплются на нас всякие неприятности. Это что–то из области черной магии. Да и вид спорта у нас слишком жесткий. Травматизм здесь на порядок выше, чем в хоккее, поэтому футболистов в России даже и не страхуют. Кстати, с приходом Леонида Федуна спартаковцев застраховали. Если человек, зарплата которого, образно говоря, миллион евро в год, получает травму, то теперь убытки несет не клуб, а страховая компания.

Тяжело, когда ломаешься ты сам, но когда ломается твой близкий друг — это и вовсе кошмар. Всегда жутко переживаю. В такой ситуации не нужны слова. Достаточно просто обнять человека, прижать его к себе, как бы поделиться с ним своей силой. Дай бог, чтобы неприятности нас всех обходили стороной!

ГЛАВА 8 Как справляться с давлением общественности

Травмы и психологические сбои у спортсменов зачастую бывают следствием того жесточайшего давления, которое на нас оказывается. Статьи в газетах, комментарии по телевидению, выступления ветеранов, отзывы болельщиков в Интернете в сумме своей и образуют нешуточную силу под названием «общественность». Эта «общественность» способна играть человеком точно так же, как океан в десятибалльный шторм маленьким судном: подбрасывать вверх и тут же со всего размаха швырять в пучину, потом снова вздымать на гребень волны и вновь топить. И для того чтобы в такой переделке уцелеть, нужно быть предельно устойчивым и к критике, и к похвале.

Особенно бывает нелегко, когда о тебе долгие годы все отзываются в лестных тонах, а затем словно по команде принимаются тебя травить. Именно это со мной и произошло. Лет пять–шесть я читал и слышал о себе только приятные вещи, но в 2001‑м, после того как меня во второй раз признали лучшим футболистом страны, почувствовал, что ко мне начинают относиться с пристрастием. От меня все время ждали чуда, и я уже знал, что, если в ближайшее время этого чуда не покажу, на меня набросятся, как собаки на кость. И когда в 2001‑м мы в Москве сыграли один–один с югославами, мне досталось за всю российскую сборную. Мне тогда казалось, что только ленивый меня не укусил. Я, к своей чести, в панику не впал, в себе не разочаровался. Даже прятаться от людей не стал. Я отдавал себе отчет в том, что любое мое слово почти наверняка вызовет истерию. Если человек настроен на соответствующую волну, то он придерется к чему угодно. Тем не менее я общался с прессой как ни в чем не бывало и продолжал играть в тот футбол, в который умею. Если бы я засуетился, стал пытаться прыгнуть выше головы или изображать из себя того, кем не являюсь, вот тогда бы наверняка споткнулся.