Наше прошлое, вернись! - [2]

Неожиданно в его памяти вспыхнули воспоминания. Долговязый, худой, как обтянутый кожей скелет… Таким Майкл был в двадцать один год. Он тряхнул головой, стараясь отогнать от себя этот образ. Затем еще раз взглянул на часы, взял со стола дипломат. Но прежде чем выйти, О'Брайан невольно еще раз оглянулся на стол. Вернее, на нижний запертый ящик.

Он не открывал его уже пять месяцев. Опять же, с тех пор как принял твердое решение относительно своих взаимоотношений с Кэтти. Потому что не хотел перечитывать письма Лоры и смотреть на ее портрет. Лучше вообще сжечь содержимое ящика, напоминавшее о времени службы в Корпусе мира. И сделать это надо как можно скорее…

Однако, пока он открывал багажник, чтобы положить туда дипломат, и садился за руль своего «мерседеса», нахлынули новые волнующие воспоминания. На этот раз в памяти всплыл парень, сидящий в зале аэропорта в ожидании своего рейса.

Тряхнув головой, Майкл опять попытался отделаться от навязчивых видений. Но это оказалось невозможным. Даже когда он свернул на автостраду и въехал на знаменитый мост, перекинутый через бухту Сан-Франциско.

Вместо того чтобы любоваться великолепной панорамой города или мостом Голден гейт, ведущим на север, О'Брайан вспоминал день, когда уезжал из Нью-Мексико на стажировку в Корпус мира. Тогда у него было другое имя…

— Мы пришли пожелать тебе счастливого пути в Эквадор, сынок.

Мигуэль О'Брайан оторвался от справочника по химии и поднял черноволосую голову. Его зеленые глаза сузились при виде маленькой семейной делегации — матери, трех сводных сестер и отчима. Они еще в четыре часа утра вылетели из резервации Пуэбло де Таос, чтобы поспеть в Альбукерке до его восьмичасового рейса.

Бережно положив справочник на кожаное сиденье соседнего стула, Мигуэль медленно поднялся, потом сделал шаг к матери и крепко ее обнял. Сама она никогда не решалась проявить подобную инициативу. После этого протянул руку отчиму. Грубое мужское рукопожатие подтверждало перемирие, установившееся между ними всего лишь несколько лет назад.

Мигуэль посмотрел на широкоскулые лица остальных.

— Мама, Уилл, я действительно очень рад вас видеть. Но… разве вы не получили моего последнего письма? Я писал, что не уеду в Эквадор до тех пор, пока не закончу полного курса стажировки в Корпусе мира. Это займет по меньшей мере еще месяца два.

— Конечно, получили, — ответил отчим. — Иначе, как бы мы узнали время твоего сегодняшнего отлета в Мэриленд? А потом, кооператив только что закончил выполнение большого заказа на гончарные и керамические изделия для здешнего Индейского культурного центра. И я во всех случаях должен был приехать…

— Извините меня за причиненное беспокойство, — поспешил ответить Мигуэль, почувствовав растущее раздражение в голосе отчима. — Если не ошибаюсь, я писал, что вернусь домой где-нибудь в конце августа. Причем, независимо от того, закончу ли стажировку успешно или нет.

Но Мигуэль на самом деле не очень верил в то, что в ходе стажировки его забракуют. Он слишком нужен в Эквадоре. Много ли в Корпусе мира специалистов по химии, свободно говорящих по-испански и способных преподавать этот предмет в высших учебных заведениях страны.

— Во всех случаях, всем, кто успешно прошел стажировку, предоставляется двухнедельный отпуск, — разъяснил Мигуэль. — С тем чтобы они смогли привести в порядок свои дела перед отъездом из Штатов.

— Две недели? — переспросила мать. — Чтобы после этого мы не виделись еще два года?

Ее голос звучал ровно, безо всяких эмоций. Но в светло-карих глазах, выдававших примесь индейской крови, читалось осуждение. Хотя Элена О'Брайан Монтойя не хотела давать сыну повода обвинять ее в излишней раздражительности, все же прошел почти год с тех пор, как Мигуэль в последний раз приезжал в Таос.

— Кани… — начал было Мигуэль, но тут же поправился: — Мама, мне пришлось работать все каникулы. Кроме того, ты понимаешь, какой груз я взвалил себе на плечи…

— Конечно, конечно. Я все отлично понимаю. Поэтому сегодня и привезла с собой девочек. Ты должен увидеть их прежде, чем они выйдут замуж.

С мягкой улыбкой она слегка подтолкнула всех троих к Мигуэлю. Естественно, строить какие-либо серьезные матримониальные планы для девочек трех, шести и двенадцати лет было бы смешно. И по кислой улыбке Мигуэля Элена поняла, что ее стрела попала в цель. Действительно, посмотрев сверху на своих сестер, он едва их узнал.

Паула уже не была малышкой, восседавшей на руках матери. Грасиелла, улыбаясь, демонстрировала отсутствие одного молочного зуба. Но больше всех изменилась Сара. За прошедший год она выросла на несколько дюймов, а ее умное личико вытянулось. И совсем другими стали глаза: они больше не излучали бесконечной привязанности, с которой Сара раньше смотрела на брата. Вместо этого в них появилось что-то почти враждебное, обвиняющее.

Младшие сестренки с нежностью ответили на объятия и поцелуи Мигуэля. Но старшая решительно оттолкнула его.

— Что произошло, Сара?! — удивленно воскликнул он. — Не выспалась? Впрочем, ты всегда была соней!

Но девочка никак не реагировала на подобные попытки вывести ее из раздраженного состояния.