Наше падение - [28]

Какое-то время царило молчание. Ночная тишина не была похожа на утреннее оживление или на шум размеренного дня: ни проезжающих машин, ни детских криков на улице, ни газонокосилок, ни даже шумов природы, таких как пение птиц, лай собак или мяуканье кошек.

Челюсти отца будто бы свела судорога, в висках начали пульсировать вены, губы плотно сжались.

— И еще кое-что, — проронил он, и уже было ясно, что его распирает гнев. — Беспомощность против тех, кто так поступил с ней и с нами. Если мои руки доберутся до них… — он посмотрел на нее сонными глазами. — Извини. Это всего лишь разговор среди ночи, и все, — он дернулся и оттолкнулся от стола. — Пора спать, Джейн. Сон — лучшее лекарство.

Джейн еще долго не могла уснуть. Она ворочалась и извивалась. Простыня и одеяло обмотались вокруг нее и спутались между собой. Подушка сбилась в комок. Перед ее глазами стояло светящееся от гнева лицо отца: беспомощность, сводящая судорогами его челюсти. «Если мои руки доберутся до них…»

Вдруг она почувствовала, что испугалась — за отца.

И все сложилось так, что найти разоривших их дом почти уже не представлялось возможным.

Бадди копался в куче тряпок, пытаясь нащупать привычные очертания бумажного пакета с бутылкой внутри. На ощупь — ничего. Он перерыл все еще раз, слева направо. Смиренно удивившись, он все равно не был готов с этим согласиться. Нахмурившись, он смахнул с полки сваленные на нее всякие старые тряпки, инструменты и банки с краской, сложив все на пол около верстака. Бутылки нигде не было. Он заглянул под полку, обследовал весь пол и даже проверил в старом, оловянном ведре, стоящем рядом с верстаком, а также на полке для столярных инструментов над верстаком. Ни пакета, ни бутылки.

Дыхание участилось, и на лбу выступил пот. Он прислонился к стене и закрыл глаза. Ему был знаком эффект, когда спустя какое-то время после того, как он выпил, наступает похмелье. Был ли он настолько пьян, что уже не мог вспомнить, куда спрятал бутылку? Это смешно. Иногда на

следующий день после бурной ночи его память могла затуманиться, но до беспамятства у него еще ни разу дело не доходило.

— Ты ищешь это?

Обернувшись, в дверях он увидел Ади. У нее в руках была бутылка. Она понюхала горлышко, и ее нос сморщился.

— Какого черта, ты здесь делаешь? — спросил Бадди, потянувшись к бутылке, сжатой у нее в руках.

— Пытаюсь спасти тебе жизнь.

— Спасайся сама, — сказал он, все еще стараясь забрать у нее бутылку.

Она сделала шаг назад, спрятав бутылку за спину.

— Моя жизнь вне опасности, — сказала она. — Алкоголизм мне не угрожает.

Бадди с отвращением закачал головой.

— Смотри, ты даже представить себе не можешь, столько бутылок я опустошил, что могу уже опустить руки, — сказал он. — Так что, если стану похожим на человека, то лишь после одного двух глотков.

— Так, вот, ты о чем? «Стану похожим на человека…» Позволь сказать тебе кое-что, Бадди. После этого только наоборот ты становишься монстром — тупоголовым монстром. Видел бы ты себя в зеркале, когда в стельку пьян. Посмотри — увидишь ничтожество. А лицо — как у слабоумного. И если посмотреть на тебя, когда садишься за стол, то ты — полное ничтожество. Глупая улыбка. Мама не хочет это замечать. Ей хватает собственных забот и переживаний, так что она, может быть, и не видит, как нелепо ты выглядишь и как себя ведешь.

«Тупо… Глупо… Нелепо… Она — что, не знает других слов?» — подумал Бадди.

— И ты думаешь, что сможешь меня остановить своими «тупо» и «глупо», а также забрав у меня бутылку?

— Теперь ты между «глупо» и «тупо». Надо полагать, ты сейчас трезв. Но ты становишься донельзя хорош, когда напьешься, а когда ты трезв — ты лишь смешен. Так что, нет, не думаю, что если у тебя забрать бутылку, то это остановит тебя на пути к еще одной бутылке.

— Тогда зачем все это?

— Я просто пытаюсь привлечь твое внимание.

— Зачем тебе нужно мое внимание? Я в тебе не нуждаюсь. До тебя вообще мне нет никакого дела.

— Потому что… — и она взболтала то, что было внутри, и бутылка в ее руках стала выглядеть до нелепости смешно.

— Потому что… что? — сделал он ей вызов: — Ладно. Я здесь, и ты привлекла мое внимание. Теперь говори, что тебе нужно.

— Потому что нам нужно поговорить. Я не могу продолжать так жить. Мама на грани полного помешательства — она будто лунатик. Ты почти все время пьян. Отец — он где-то там, с той женщиной, девушкой, девочкой.

— Ладно, и что мы можем с этим сделать? — спросил он. Но в его вопросе не было ни нотки интереса, потому что изменить что-либо было не в их силах. И он решил, что сказать ей: «Мы ничего с этим не можем сделать» — было бы тупо, глупо и бессмысленно.

Она качнула бутылку, будто забрасывая футбольный мяч. Бутылка полетела в гипсовую стену и от удара разлетелась на сотни осколков. Горлышко отлетело в сторону, и все содержимое брызгами рассеялось по полу.

— Христ, — произнес он на выдохе.

— Видишь? Всегда можно что-нибудь сделать.

— И ты думаешь, что действуешь как разумный человек?

Он вяло, лениво обернулся, чтобы увидеть сырое месиво на полу.

— Смотри, — сказала она примиряясь. — Все, что я хотела, это поговорить. Такая ли это большая просьба? Я буду ждать тебя у себя в комнате, — она сделала шаг в сторону гостиной. — Пожалуйста… — прокряхтел на выдохе ее полный одиночества голос.