Наша трагическая вселенная - [119]

— Да, но если тебе хочется этого несколько лет подряд?

— Я не ожидала, что ты станешь давать мне советы, как поступить.

— Я сама этого от себя не ожидала. Но из того, что ты мне сейчас рассказала, вывод напрашивается сам собой. Я просто говорю тебе то, что от тебя же и услышала. Кроме того, все это несправедливо по отношению к Марку. Не говоря уже о Бобе.

— Я ужасный человек.

— Да нет же, дурочка! Ты прекрасный человек! Вот почему ты так нужна всем этим мужчинам. Просто ты немного запуталась и пытаешься найти правильный выход из положения. Я думала, что мне стоит остаться с Кристофером, несмотря на то что мы друг другу не подходим, потому что мне казалось, будто страсть можно как-то выработать с годами или научиться ей. Но невозможно просто взять и принять решение быть счастливой — и научиться страсти, по-моему, тоже нельзя. И к тому же, помнишь, мы с тобой уже как-то говорили о том, что никто не знает, какой он, этот «правильный выход».

— Да, но насколько важно мое счастье в этой общей схеме? В мире полно несчастных людей, и они просто берут и живут себе дальше. Мои проблемы по сравнению с их несчастьями — просто смех и ерунда. Вот если бы Боб был моим отцом-инвалидом, я бы не могла от него уйти и просто вынуждена была бы держаться. Я все пыталась внушить себе, что он — мой отец-инвалид, но из этого ничего не вышло.

Я рассмеялась:

— Неудивительно, что у вас не ладилось с сексом!

— Да уж, ха-ха.

— Ну и, кроме того, отцы-инвалиды не мешают людям влюбляться в кого им хочется.

— В телесериалах очень даже мешают.

— Да, но в телесериалах никто не будет против, если ты влюбишься. Разве не для того им нужны отцы-инвалиды? Они выполняют роль преграды на пути героя или героини. Просто очередная версия родителя, который хочет удержать тебя в родном гнезде, или выдать замуж, или заставить заняться семейным бизнесом. Когда у тебя есть такая преграда, ты просто обязана влюбиться, чтобы отец-инвалид смог жить своей жизнью и не полагаться во всем лишь на тебя одну.

— Да, это правда.

— А ваши отношения с Бобом — это совсем другое дело. Вам непременно нужно заниматься сексом, и ты не можешь любить никого другого.

Либби поднесла ладонь к губам и снова ее убрала.

— Господи боже, — прошептала она. — Ты права.

— Прости уж за прямоту.

— Господи, — повторила Либби. — Да нет же, наоборот мне все вдруг стало ясно. Теперь я точно это сделаю. Я от него уйду.

— В этом будет смысл. Как ты и хотела.

— Черт.

— Да.

— Значит, мое падение продолжается.

— Почему обязательно падение? Ты не можешь предугадать, что случится. Когда я уходила от Дрю к Кристоферу, я думала, что поступаю очень плохо, но после того как мы расстались, на Дрю посыпались отличные роли, и он начал встречаться с Розой Купер. Она всегда ему нравилась, и все сложилось самым лучшим образом, ну по крайней мере на какое-то время… А я в результате застряла тут в Дартмуте с Кристофером, как кролик, угодивший в ловушку…

У Ви была одна любимая народная сказка — про кролика, который попался в ловушку. Приходит койот и спрашивает у кролика, что он делает и почему сидит здесь. Кролик рассказывает, что фермер был так недоволен тем, что он отказывался есть вместе с ним дыни, что посадил его в эту ловушку и теперь будет заставлять его есть вместе с ним курицу. Койот выпускает кролика из ловушки и сам забирается на его место, потому что ему хочется поесть вместе с фермером курицу. Когда приходит фермер, он, конечно же, пристреливает койота. Это была не совсем история без истории. Это была в каком-то смысле вполне традиционная сказка со всеми видами перестановок (койот из свободного превращается в плененного; кролик из обманутого превращается в обманщика, и так далее), которые приносят слушателю удовлетворение просто потому, что кролик, существо более слабое и изобретательное, побеждает койота — персонажа сильного, но глупого. Однако в реальной жизни сила и глупость чаще всего побеждают, а кролики не разговаривают.

Либби покраснела и опустила глаза.

— Твою мать, — бормотала она. — Про Розу-то я совсем забыла. Черт, Мег, прости! Я знаю, что ты ее терпеть не могла, но ведь она была твоей самой давней подругой, да? Я тупая свинья, думаю только о себе!

— Ничего страшного, — успокоила я ее. — Ты права, я и в самом деле ее терпеть не могла.

— Но ты ведь не рада, что она умерла?

— Нет, конечно.

Мы молча допили свои коктейли, и, когда Эндрю подошел к нам, я настояла на том, чтобы мы расплатились. Либби ухватилась за свою коробку с ревенем.

— Вообще-то ты совсем не обязана варить варенье, — сказала она. — Я пошутила.

— Нет-нет, я сварю. Мне хочется.

— Мне так стыдно из-за всего. Можно я посмотрю на твой дом?

Когда Либби ушла, за окном стемнело, и начался дождь. Я устроилась поудобнее на диване перед камином и продолжила вязать носок, прислушиваясь к плевкам и шипению дров в огне и к ленивым перекатам волн. Вскоре я поймала ритм своего будущего носка, так что могла одновременно вязать и думать о разных посторонних вещах, и мысли разлетались брызгами в такт дождю. В какой-то момент я представила себя с Роуэном, и цвета вдруг собрались в моем сознании в неожиданную радугу. Я вообразила, как мы с ним идем по пляжу и я заставляю его пообещать мне — поклясться жизнью, — что, как только он меня разлюбит, он уйдет. Не через год, не через семь и не через тридцать лет, а как только поймет, что это произошло. Но вообще-то я не могла представить себе, как мы с Роуэном идем по пляжу. Какой там пляж — я даже толком не могла представить себе, как мы с ним пьем чай у меня в домике. Не могла представить, как мы вместе садимся на поезд, или читаем по очереди страницу с обзорами в газете, или он идет выгуливать Бешу, потому что у меня разболелась голова. Не могла представить, как лезу в кошелек в поисках пятидесяти пенсов, а он автоматически роется у себя в кармане или кошельке, если я так и не нахожу нужной монеты. Прежде, чем разлюбить, ему нужно было вообще-то меня полюбить. У радуги должен быть не только конец, но и начало, и мне не удавалось отчетливо вообразить себе ни того ни другого.