Наша первая революция. Часть I - [173]

Правда, из анализа социально-политических отношений я прихожу к выводу, что решительная победа демократической России над Россией крепостнической должна передать кормило в руки пролетариата; что проведение в жизнь всех основных лозунгов демократии будет совершено организацией, прямо и непосредственно опирающейся на городских рабочих, а через них – на всю народную плебейскую нацию.

Пусть мой анализ и мой прогноз совершенно ошибочны^{69}. Пусть дальнейшее революционное развитие настолько укрепит буржуазную демократию, что позволит ей взять власть в свои руки и тем самым отбросить пролетариат в оппозицию. Но разве такая перспектива не требует от нас в равной мере самой неутомимой и непримиримой критики буржуазной демократии – под углом зрения ее демократизма и ее революционности? Я думаю, что подобная критика не только не препятствует росту оппозиционных сил, но, наоборот, оказывает ему незаменимую услугу, так как неизменно поддерживает левое крыло демократии против ее правого крыла.

Я прекрасно понимаю, – смею в том уверить моего рецензента, – что публицистически перепрыгнуть через политическое препятствие не значит практически преодолеть его. Я нимало не думаю, что если хорошенько охаять всю буржуазную демократию пред народом, то можно у нее из-под носу вырвать государственную власть. А ведь, по-видимому, именно эту глубокомысленную «тактику» приписывает мне рецензент, когда говорит, что моя критика демократии непонятна вне непосредственной борьбы за власть. Он как бы хочет сказать, что мои нападки так безбожны потому, что я надеюсь этим путем отстранить демократию с пути и очистить поле для рабочего правительства. Но он ошибается. Мои «безбрежные мечтания» о рабочем правительстве опираются на более серьезные соображения, критики которых я – повторяю – еще только жду. Что же касается моей полемики с буржуазными партиями, то она, составляя часть всей агитационной деятельности нашей партии, только усиливает буржуазную демократию.

Правда, она в то же время усиливает социал-демократию, способствуя политическому самоопределению пролетариата. Но ведь не против этого же восстает мой критик-социалист? Можно разно представлять себе картину соотношения этих двух сил в тот период, когда революция начисто упразднит старый режим. Но это предвидение не может изменить нашей критики и оценки сегодняшних лозунгов, сегодняшней тактики буржуазной демократии. Впрочем, при одном условии: если мы не считаем, что классовая борьба внутри буржуазной нации тормозит буржуазную революцию. Разумеется, стоит нам прийти к такому выводу, – в чем я, однако, не подозреваю моего рецензента, – и нам останется перестать быть социал-демократами, ибо, при таком условии, очевидно, только упразднение самостоятельной политики пролетариата создало бы для буржуазной демократии возможность овладеть властью.

Самоупразднение, это и есть то, чего от нас требует либерализм.

IV. Вокруг процесса Совета

Л. Троцкий. В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ [329]

Уважаемые товарищи! Мы получили: 1) вашу резолюцию по поводу нашего поведения на суде, 2) ваши комментарии к ней, 3) вашу прокламацию.[330] Все эти документы не удовлетворяют нас, но вызывают величайшее недоумение. Ваши предложения так для нас неожиданны, что мы можем объяснить их лишь тем, что вы, во-первых, не отдаете себе отчета в прошлой работе Совета, запротоколированной в его решениях, а, во-вторых, крайне преувеличиваете размер «разногласий» среди нас, привлеченных по делу Совета.

Обращаюсь к вашим указаниям по существу:

1. Вы рекомендуете нам заявить на суде, будто Совет организовал массы «для проведения в жизнь всего, обещанного манифестом 17 октября, прежде всего, и для дальнейшей борьбы за политическую свободу».

Ни один из привлеченных не стоит на этой почве. Программа манифеста 17 октября никогда не была программой Совета. Идея демократической республики была сразу выдвинута, как ответ на манифест 17 октября. Это документируется не только резолюциями Совета, но и бесчисленными резолюциями заводов и фабрик, внесенными в Совет, арестованными в его архиве и приобщенными к делу. Надеюсь, вы не думаете, что мы станем выводить на суде республику из манифеста 17 октября. Соответственное место вашего письма мы считаем недоразумением, которое будет устранено тем, что вы возьмете ваше письмо обратно. Но соответственное место вашей прокламации мы считаем грубой политической ошибкой (в этом, думаю, согласится со мной большинство товарищей, если не все). Если бы вы стали настаивать на этой позиции, вы, может быть, внесли бы некоторое разложение в нашу среду, смутили бы несколько человек, повредили бы политическим результатам процесса, – но и только. Так как не такова ваша цель, то мы предлагаем вам взять обратно это предложение и не повторять его ни в прокламациях, ни в статьях.

2. Вы предлагаете нам «отвергнуть обвинение в технической подготовке вооруженного восстания, не отрицая того, что СРД способствовал вооружению рабочих масс, по их требованию, для борьбы с черносотенцами».

Мы все отвергаем обвинение в технической подготовке восстания. Но как же быть с политической подготовкой восстания? Почему вы об этом умалчиваете? Ведь вы сами, очевидно, отличаете техническую подготовку от какой-то другой. Или вы рекомендуете нам стать на точку зрения прокуратуры и признать, что раз не было технической подготовки восстания, то значит и никакой подготовки не было? Впрочем, и прокуратура не стоит вполне на этой точке зрения. И она понимает, что агитация в массах, приводящая их к сознанию неизбежности и необходимости восстания, есть подготовка вооруженного восстания. А соответственная агитация в армии именем Совета, прокламации к войскам, Советом изданные?