Наша Маша (Книга для родителей) - [48]

Это и радует и огорчает. Огорчает потому, что мы то и дело забываем всякую осторожность и говорим при ней все что придется.

И еще раз вспоминаю Макаренко: “Если хотите воспитывать, воспитайте прежде всего себя!”

27.3.60.

Вечером, когда мерили температуру, сидела у меня на коленях и рассказывала сказку собственного сочинения:

— Жил-был маленький утенок, у него были мама-утка, папа-утка, бабушка-утка, тетя Ляля-утка, а Синдбад остался собакой, и Кузьма тоже остался кошкой. Папа-утка работал, мама-утка ходила в магазин; бабушка-утка приехала из Тбилиси, а тетя Ляля-утка жила на улице Восстания. Тетя Ляля с улицы Восстания пришла с Синдбадом, а утенок испугался и спрятался под ванну. Потом он утонул в ванне. Там было много воды.

— Ой, Маша, а тебе не жалко, что утенок утонул?

— Жалко...

Потом подумала и говорит:

— Но ты знаешь, это ведь было во сне!

Неплохо выкручивается наша писательница!..

30.3.60.

Перед сном показала мне свои руки.

— Мама, посмотри мои пальчики. Как колбаски, можно кожицу снять. Какие страшные.

Действительно, на нескольких пальцах сходит кожица. Авитаминоз или диатез?

— Ну,— говорю,— Маша, это что! Вот когда тебе было всего дней семь, мне тебя показали— у тебя по всему телу кожица сходила. А потом— ничего, все прошло. Кожица что пустяки, что не страшно. А вот грызть ногти— это страшно, это ужасно.

Подумала и говорит:

— Когда тихо грызу, тогда не страшно.

— Почему?

— Потому что ты не видишь.

* * *

Завтра еду с папой в Зеленогорск— смотреть дачу.

Узнав об этом, Машка очень расстроилась, но оживилась и обрадовалась, когда я сказала, что обратно, может быть, приеду с папой.

За ужином несколько раз повторяла:

— Хочу папу. Хочу папу.

Пишет папа

3.4.60. Ленинград.

Уже четвертый день я здесь, в Машкином распоряжении. И останусь на завтра, так как расхворалась после очередной поездки в Зеленогорск наша мамочка.

* * *

Вчера и сегодня я гулял с Машей. Погода отличная— солнечная, ясная, весенняя. Правда, за Машкой надо смотреть в оба— чтобы в лужу не угодила.

Вчера и сегодня были на Сытном рынке. Там— под открытым небом— идет какая-то очень аппетитная торговля: метлами, вербами, матрешками, деревянными крашеными яйцами и прочей кустарной стариной.

Я купил Маше пучок вербы, лопатку и метелку, двух игрушечных маленьких цыплят и прочее. И все это на рубль с копейками.

Вчера и сегодня часа по полтора сидели в парке Ленина у театра Ленинского комсомола.

Дома Машка тоже ни на минуту не отставала от меня.

— Хочу к папе! Папа, к тебе можно? Ляботаешь? Я тебе не буду мешать...

Конечно, мешает. Но я не могу выгнать ее. Мне самому становится невесело, как только закрывается за нею дверь...

* * *

Вчера мама читала ей книжку Сладкова про воробья, гнездо которого разорил злодей маляр. Машка расплакалась.

Спрашиваю:

— Ты чего плачешь?

— Пти-и-ичек жалко!..

— Каких птичек?

— Которые в книжке.

* * *

Купил ей сегодня леденцовых петушков на палочке. Вижу, не ест, не сосет.

— Ты что?

— Другие дети едят петушков, а мне жалко.

Объяснил ей, что этот петушок понарошный, что ему не больно.

Вздохнула и стала потихоньку сосать.

Пишет мама

Вчера, еще при папе, у нас был гомеопат. Перед отъездом папа смазал Манюсе горлышко календулой. А сегодня с утра я стала давать ей гомеопатические шарики. Маша их принимает с удовольствием, называет “маленькие атаминчики, детики”.

Гораздо труднее смазывать горло календулой. Я попробовала: отвратительная, ядовитая, обжигающая жидкость. А надо кисточкой проникнуть в самую глубину гортани и там все основательно смазать.

* * *

После того как уехал папа, Маша все утро ныла:

— Ой, скучно мне!..

А сегодня, когда я смазывала ей горло календулой, она отбивалась руками и ногами и кричала:

— Кисло мне!..

7.4.60. Зеленогорск.

Чтобы быть поближе к нам и чтобы Маша дышала воздухом, папа снял для нас комнату в зеленогорской гостинице “Ривьера”.

Ехали мы сюда на машине Союза писателей.

Машка всю дорогу сидела у меня на коленях и смотрела на дорогу. И все время волновалась и спрашивала, где ее чемоданчик.

Я говорила с шофером Василием Ильичом и просила Машу не мешать нам.

Она долго молчала, смотрела на дорогу. Но где-то между Лахтой и Лисьим Носом вдруг заволновалась, заерзала. Вижу— хочет что-то спросить. И правда:

— Простите, я вас перебью... Вы не знаете, куда улетели вороны?

8.4.60.

Легли вчера очень поздно, но Маша проснулась в 7.30 и заснуть уже не могла. Приближаются белые ночи, рано светает, а спать при свете она не умеет. Свет действует на нее раздражающе, как щекотка: стоит выйти на солнце— и она сразу же чихает.

Я включила репродуктор, и Маша самостоятельно и с большой охотой проделала все упражнения.

* * *

Перед завтраком долго смотрела в саду на летающих птичек. Пыталась узнать, которые из них папы, которые мамы.

— Вижу! Вижу! Папа летит! Усы вижу.

Папа без усов для нее не папа.

* * *

Вечером, уложив Машу, я спустилась вниз расплатиться за номер. Маша в это время проснулась, испугалась и стала кричать и звать меня. Сосед проходил мимо, услышал плач, приоткрыл дверь и спросил:

— Мальчик, ты что плачешь?

Продолжая реветь, она ответила:

— Да, я плачу, но я девочка.

В эту минуту появилась я. Голос у Машки сегодня хриплый, не трудно было принять ее за мальчика.