Наша Маша и Волшебный Орех - [4]

Каждый день мама оставляла дочке сообщения своим убедительным тоном, и с такими длинными паузами, что Маша успевала вслух ей отвечать, хотя мама, понятно, этого не слышала.

— Доченька, — очень веско начала мама из автоответчика.

— Ты можешь меня звать просто Мария Сергеевна, — передразнила Маша, закидывая в микроволновку бутерброд. — Я уже выросла, мама! Неужели не ясно? Я уже большая, у меня даже есть зимняя депрессия!

— Во-первых, — продолжала мама. — Вынеси. Мусор.

— Начинается! — Маша всплеснула руками. — Все детство мне только и указывают: почисти зубы, иди завтракать, отойди от компьютера, одевайся быстрее, иди спать, пропылесось ковер, вынеси мусор, достань посуду из посудомоечной машины!

— Во-вторых, — продолжала мама. — Достань посуду. Из посудомоечной. Машины.

— Мама, когда уже это кончится? — в сердцах воскликнула Маша, распахивая посудомойку. — Когда я уже вырасту, и наступит полная свобода? Когда уже мною прекратят командовать, и не будет никаких забот, как у настоящего взрослого?

— В-третьих, — продолжала мама. — Вытри пол. Если снова. Прошлась. В ботинках.

— Мамочка! Я самостоятельная! Пойми! — обиделась Маша. — Я сама без тебя знаю, как себя вести! Куда ходить! Когда снимать ботинки! Пол твой чист идеально! Слышишь! Ну… — Маша огляделась. — Почти чист…

— В четвертых, — продолжала мама. — На столе бабушкины салаты. Они на вечер. Но ты перекуси ими. А горелые бутерброды вредны, доченька.

— Ух ты! — сказала Маша, выуживая из машины здоровенную сковородку, покрытую ослепительно рыжей ржавчиной. — Сразу бы и сказала про салаты! А насчет бутербродов — с чего это они горелые?! Может, ты вообразила, что твоя дочь — неразумное дитя? И не в состоянии самостоятельно…

Закончить она не успела — послышалось нарастающее шипение, а затем бухнул взрыв. Дверца микроволновки распахнулась, оттуда вылетел окутанный черным дымом бутерброд, шмякнулся в стенку и медленно пополз вниз, оставляя за собой тянущиеся нитки плавленого сыра.

— И последнее, — подытожила мама. — У нас с папой. Корпоратив. Но к вечеру — вернемся. Придут и бабушка с дедом. Будем праздновать Новый Год. С наступающим, доченька. Целую!

Послышались гудки отбоя.

— «Доченька», — фыркнула Маша, отскребая сыр с кафеля. — Да я скоро школу закончу! Мамочка, ты и через двадцать лет меня будешь называть доченькой, давать советы и учить жизни?

— Для вас — ОДИН — непрослушанных сообщений! — снова ожил автоответчик, и следом послышался голос бабушки.

— Доченька! — произнесла бабушка. — Салаты на столе не оставляй — заветрятся. На корпоратив не оставайся — иди сразу домой. В посудомоечную сковородки не клади — ржавеют. Машуленьке свари бульончик, а то деточка всухомятку…

— Стоп. Это уже не мне, — Маша с облечением выключила автоответчик.

* * *

Прошло часа два, пока Маша поела, прибралась, вынесла мусор, вымыла микроволновку и попала на горку. Здесь уже катались одноклассники, под ногами путались и визжали малыши с санками, а взрослые тетки учились кататься на горных лыжах. Маша нацепила снежные очки, подтянула перчатки, щелкнула креплениями — и вот оно, счастье!

Склон — круче не бывает, но такой знакомый! Вправо, влево — хоп! Трамплинчик — и полет над головами тех, кто ползет по склону вверх! Чьи-то бабушки грозят кулаками, малышня на санках визжит и завистливо глядит вверх, тетки-лыжницы шарахаются! Глупые, ведь Маша прекрасно владеет доской, она никогда никого не заденет! «Больная что ли! — кричит сердитая старушка. — Так и убить можно! Здесь же дети!» Хлоп — и ты снова катишься по склону! Теперь резкий поворот, фонтан снега из-под доски — и ты плавно выкатываешься к подножью горки. Теперь вверх — и все сначала!

Каталась Маша долго и самозабвенно. В очередной раз взлетая с трамплина, она увидела несущийся на нее мотоцикл-снегоход! Хорошо, что Маша успела поджать ноги, а паренек успел пригнуться — иначе получить бы ему доской по лбу. Но следом за первым из-за бугра выскочили один за другим еще два снегохода, Маша поняла, что и они летят на нее. Но один успел резко свернуть направо, а тот, что шел за ним, — в другую сторону. Мелькнули искаженные лица водителей, по ушам прокатился рев, в нос ударил запах бензина, и все осталось за спиной. Маша опустилась на склон, подпрыгнула, снова коснулась доской снега, уже уверенней, заложила крутой вираж и технично затормозила внизу.

И обернулась. Все три снегохода валялись на снегу, хотя их владельцы вроде бы не пострадали — они отфыркивались и отряхивались.

— Ба-а-альные что ли? — крикнула Маша вдаль и погрозила кулаком. — Так же и убить можно! Здесь же дети!

Маша решила прокатиться еще раз, взяла доску под мышку и затопала вверх. Но не успела сделать и десяти шагов, как мимо пронесся снегоход, нарочно вильнув так, чтобы обдать ее снегом. За ним — второй. За ним — третий. Маша обнаружила, что сидит в сугробе, засыпанная снегом по уши.

— Совсем безголовые! — фыркнула Маша, вылезая и отряхиваясь.

Но настроение ее не испортилось, хотя кататься расхотелось. Маша весело зашагала домой в предвкушении праздника.

Дома по-прежнему никого не было.

— Мама! Папа! — позвала Маша на всякий случай. — Вы где? Чадо проголодалось!