Наш старый добрый двор - [73]

Научил его этому хитрому искусству китаец-кок — плавали вместе почти два года, подружились. Кок был маленький и круглолицый, с черными щелками раскосых глаз. Глянешь в них, и непонятно: смеются ли они, сердятся или грустят. Две бездонные, ровно поблескивающие щелочки.

В тесной каюте кока пахло красками, клеем и лаком. В бамбуковом стаканчике стояли острые, как пики, кисти, шуршали разложенные на столе заготовки будущих абажуров. За рейс кок успевал одарить ими команду от капитана до юнги, и все абажуры были разные.

Сначала Жора помогал коку просто так, от нечего делать. Потом увлекся, начал придумывать свои варианты разрисовки и в конце концов до того наловчился, что стало у него получаться не хуже, чем у кока. И тот в знак восхищения Жориными способностями подарил ему на прощание набор кистей и твердые, как камень, палочки китайской туши.

Жора выкраивал абажуры на разный манер, расписывал их, гофрировал бумагу, склеивал ее, подрезал, и в результате этих трудов появлялся под потолком еще один чудесный шар, весь в цветах, неизвестных ни одному ботанику мира. Или парила, спрятав в щупальцах электролампочку, переливаясь всеми морскими красками, красавица медуза или… впрочем, фантазия Жоры-моряка была безграничной. Джулькин абажур, например, скорее всего напоминал сердце.

— Следи, Джулия, — попросил Жора-моряк, даря абажур, — следи за тем, чтоб в ней никогда не перегорала лампочка. Горела бы ярко, вполнакала гореть ей тоже ни к чему…

— Слушай, Жора, — говорили ему друзья. — Ты же настоящий художник! Зачем тебе эти папиросы сдались — рисуй картины, хорошие деньги зарабатывать будешь. Для «загородного универмага» делай! На стенку большие картины: кавказец на коне с красавицей в руках или русалка без комбинации на берегу сидит, лебедя виноградом кормит. Знаешь, как берут? Особенно деревенский народ, он лучше красоту понимает.

— Не пойдет, братва.

— Почему?

— Лебеди, они виноград не едят, вот в чем дело…

Жора-моряк никогда подробно не рассказывал о своем довоенном житье-бытье. Лишь однажды за утренней папиросой поведал кое-что Джульке. Бывает такое настроение, когда хочется поведать о том, о чем раньше он старался умалчивать.

— Я всегда думаю, Жора, — сказала Джулька, — почему ты домой не вернулся? Там ведь войны не было, все на месте, все целое.

— Там все разбито, Джулия… — Жора-моряк глубоко затянулся, скосив глаза, смотрел, как подрагивает на конце папиросы серый столбик пепла. — Хороший табак, долго пепел держится… В общем, понимаешь, не ждут меня там… такого вот. Я не о родителях, их у меня нет. Я о другом человеке… Возвращаться-то надо кому-то на радость. А какая с меня ей теперь радость? А значит, и возвращаться не следует… — Он докурил папиросу, бросил в жестяной совок, лежавший у края тротуара, — дворники заканчивали свой утренний труд.

* * *

На вещевом складе пожилой старшина выдал каждому из новобранцев по паре нового белья, пахнущие махоркой шинели, гимнастерки и галифе из диагонали, потом английские ботинки с круглыми носами и скатанные на манер бинтов обмотки.

— Портянки в белье, с кальсонами вместе, — сказал он. — Пилотки и ремни в шинельном кармане. Гражданское барахлишко свернете. И не забудьте бирочку с фамилией на него навесить. А теперь айдате в баню!..

Самым трудным оказалось правильно намотать портянки. Как ни прикладывали их к ноге, жесткая бязь соскальзывала или сбивалась в комок. Только у Ромки получилось на удивление ловко и с первого же раза.

— Жора-моряк показывал. — Ромка плотно обернул ногу портянкой, сложил ее раз, другой, заткнул кончик и потянулся за ботинком. — Молодец — научил!

— Жора-моряк?! — удивился Минасик. — Но у него ведь…

— Ну и что? — перебил Ромка. — Я к нему зашел попрощаться, а он вдруг спросил насчет портянок: «Умеешь?» Я отвечаю: «Откуда умею, на черта мне эти тряпки, носки лучше!» Оказывается, в армии носки не разрешают. «Давай, — говорит Жора, — снимай сандали, учить буду!» И стал показывать. Полотенце взял — раз-раз и накрутил. Потом меня заставил. «Иначе, — говорит, — мучиться будешь, ноги натрешь…» Я потом еще дома тренировался, бабка старую наволочку дала, очень хорошо получилось…

«Мог бы и нас предупредить, — подумал Ива, приглядываясь к тому, как управляется со своими портянками Ромка. — Обязательно ему выставиться нужно!..»

Ромка несколько раз продемонстрировал свое искусство. Он был доволен собой и особенно тем, что оказался предусмотрительнее Ивы и Минаса.

Дело в том, что они тоже ходили к Жоре-моряку прощаться. И когда разговор у них коснулся сложностей предстоящей службы, Жора, помнится, сказал что-то об этих своенравных портянках. Но Ива поспешил перейти на другую тему — показалось неловким говорить с Жорой-моряком о вещах, которые тому уже никогда не понадобятся.

Прощаясь с ними, Жора сказал:

— Чего бы вам подарить, ребята, на память? Абажур не годится, не тот случай…

— Да не надо ничего… — начал было Минас.

— Тихо! — прервал его Жора-моряк. — Не сбивай с мысли… О! Знаю! Есть у меня две нужные военному человеку вещицы. Конечно, лучше, чтоб у вас не дошло до них дело, потому как страшное оно… И все же всякое может случиться, война еще не кончилась.