Наш Современник, 2006 № 11 - [13]

Объяснение этим странным переездам может быть только одно: семья Космодемьянских бежала из родного села от начавшихся гонений и преследований, чтобы как можно быстрее и надежнее затеряться на просторах великой страны и скрыть свою принадлежность к историческому роду священнослужителей.

В Москве Анатолий Петрович удачно устроился на работу в Тимирязевскую академию, получил квартиру, и всё, казалось, пошло на лад, но в 1933 году, в 33 года, он умер. Какова причина его смерти — неизвестно.

Осенью 1940 года тяжело (менингитом) заболела Зоя. После выздоровления, в октябре 41-го, добровольцем ушла защищать Родину и погибла за неё 29 ноября того же года. Добровольцем ушёл на фронт её брат Саша. Он пал смертью храбрых в боях за освобождение Кенигсберга в апреле 1945 года. Имена их стали легендарными.

Сталин разрешил Любови Тимофеевне привезти прах сына в Москву и предать земле рядом с Зоей. Тоже ведь не случайное решение. Во всем присутствует Промысел Божий.

В память бессмертного подвига Зои в центре Тамбова в 1947 году воздвигнут памятник. В 1957 году — в Дорохове. В 1995-м — на малой родине, в Осиновых Гаях, где за пять лет до рождения легендарной героини погиб её дедушка, не пожелавший отречься от веры Христовой…

Памятника Петру Иоанновичу Космодемьянскому в селе Осиновые Гаи, разумеется, нет, но возле Знаменской церкви, у его могилы, каждый приходящий вместе с грустью испытывает необыкновенное чувство светлой радости и благодати.

Когда внуки приснопамятного батюшки появились на свет Божий, метрические книги уже были изъяты из Знаменской церкви и переданы волостным совдепам. Теперь уже нельзя узнать, удалось ли сыну священника крестить своих детей. Это тайна. И ведает её один Господь.

Такова история семьи Космодемьянских. Она взволновала меня до слёз. А ведь я мог её и не знать до сего часа, не напиши тогда, на берегу Черного моря, стихотворение о Зое и Саше.

До сих пор недоумеваю, как, каким чудодейственным образом, не зная истинной, скрытой от глаз истории своих героев, удалось мне написать промыслительное стихотворение о них, которое и критика, и читатели единогласно признали удачными и даже пророческими.

Слава Богу за всё!

МОЛИТЕСЬ ЗА ЗОЮ И САШУ

Героям Советского Союза Зое

и Александру КОСМОДЕМЬЯНСКИМ

Молитесь за Зою и Сашу,

За бедную Родину нашу.

Спаси, Богородице Дево, -

Погибли за правое дело,

За землю, леса и поля,

За юность и други своя.

Пусть были они комсомольцы,

Но в выборе смерти своей — добровольцы.

Молитесь за Сашу и Зою -

Лежат под масонской звездою,

Но принял Господь покаянье

За смертные муки, страданье.

В бою причастились Превечною Кровью,

Пылая к России небесной любовью.

Поставьте им Крест на могиле, -

Поднимется Троица в силе.

Подайте записочку в храме, -

Да будем живые не в сраме.

…Ничто не принизит мгновения эти -

Космы, Дамиана ведь дети.

Я воинов словом простым

Причислю смиренно к святым…

Молитесь за Зою и Сашу!

От бед заслонят они Родину нашу!

г. Нижний Новгород

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Я с интересом и волнением прочитал в шестом номере журнала “Наш современник” за 2004 год очерк Евгения Болотина “Какой-то крестьянин Опекушин…” о жизни и деятельности моего великого прапрадеда. Согласен, хотя и с определённой натяжкой, с высказанным в очерке упрёком “в душной чёрствости русских, короткой исторической памяти”, а также с выводом автора об осознанной “культурной” политике замалчивания жизни и творчества Александра Михайловича Опекушина. И всё же… Евгением Болотиным допущена серьёзная ошибка — и молчать об этом было бы грешно. Я имею в виду высказанные автором совершенно незаслуженные обвинения в адрес знатока жизни и творчества Опекушина — Александра Ивановича Скребкова, хорошо известного исследователя творчества скульптора. А. И. Скребков почему-то назван в очерке “аферистом, вымогателем, растранжиривающим национальное достояние”, “пройдохой, самозванцем, краеведом”, “шустрым агентом потребкооперации” и т. п. При этом свои обвинительные выводы автор основывает лишь на словесных утверждениях двух упомянутых в очерке лиц — внука скульптора Н. В. Опекушина и Е. П. Юдиной, сотрудницы Ярославского музея. Но любой исследователь достаточно хорошо понимает, что личные заявления или воспоминания нередко бывают, мягко выражаясь, пристрастными, не соответствующими действительности и всегда требуют дополнительной проверки фактами. Так, я смогу привести и совершенно противоположные характеристики А. И. Скребкова. Например, хорошо знавший Александра Ивановича знаменитый русский учёный-геохимик и организатор многочисленных экспедиций академик Александр Евгеньевич Ферсман называл Скребкова “ярославским самородком, глубоким специалистом” и “убеждённым краеведом”. Так кем же был этот человек в действительности?

Буду приводить только подлинные факты, пусть читатель рассудит сам.

Александр Иванович Скребков родился в Ярославской губернии в крестьянской семье потомственных мастеров камнерезного дела. С восьми лет начался его тяжёлый трудовой путь. В 20-30-х годах Скребков был членом литературной группы “Резец”, объединявшей поэтов и прозаиков из рабоче-крестьянской среды. В литературно-художественном журнале этой группы стихи и очерки Скребкова печатались рядом с произведениями А. Твардовского, А. Прокофьева, О. Берггольц, И. Сельвинского, А. Чуркина и др. Большая личная дружба связывала его с писателями И. Белоусовым, И. Малютиным, С. Подъячевым и А. Золотарёвым. Об этом свидетельствует их личная переписка, хранящаяся ныне в фондах Российского государственного архива литературы и искусства.