Наш Современник, 2003 № 06 - [43]

16 июля, понедельник. Заходила с визитом Александра, дочка Татьяны Никулеско, моей старой знакомой. Александра дама крупная, витальная, как и мать, она преподает русский язык, но уже не в Венеции, а в Милане. В свое время закончила МГУ и сейчас учится там в аспирантуре. По гражданству дочь и мать — румынки. Рассказывает, что сейчас Румыния по рекомендациям Европы ввела визовый режим с Молдавией и Украиной. Через Румынию идет основная украинская эмиграция в Италию. Едут в основном женщины, которые нанимаются ухаживать за стариками. Кормят своих мужиков. Женщины не остаются в Италии, работают год или два и возвращаются на родину. Во-первых, украинки отличаются честностью, они не знают языка и, значит, не уйдут из дома, не бросят своего старика, наконец, в месяц им платят до одной тысячи долларов, в то время как итальянцы за ту же работу требуют в четыре раза больше. “Так много этого народа, что, когда мы с мамой идем в Милане возле вокзала, мы стараемся даже не говорить по-русски”. Рассказывает также, что где-нибудь в районе Черновцов население сплошь старики и дети — родители на заработках. Это на фоне самоуверенности Кучмы.

27 июля, пятница. Похороны Цыбина. Перед отпеванием к нам в институт пришел прямиком из мэрии с разрешением на место на кладбище В. Бояринов: не хватает денег, похороны на Троекуровском совершаются по генеральскому разряду. Всего с бедной вдовы требуют 34 тысячи, одно только захоронение стоит 18 тысяч. Я тут же добавил из кассы института 7 тыс. рублей. Похоронный, т. е. ритуальный, бизнес опять у людей кавказской национальности. Бог с ней, с национальностью, лишь бы не было русской расхлябанности и необяза­тельности. Квитанцию на все услуги мне отдали уже в церкви.

Я хорошо помню церковь Большого Вознесения, еще когда она была лабораторией высоких энергий и стояла обнесенная высоким забором. По улице Качалова, так стала называться после смерти Вас. Ивановича Малая Никитская, ходили филеры, стерегшие Берию, который тоже жил на этой улице, как и я, маленький, сопливый мальчик, волокущий за собой тяжелый портфель с учебниками. Зима, холодно. Пролетающие, сверкая алыми глазами фар, автомашины бериевского кортежа. Стоят, подняв воротники, знакомые в подъездах оперативники. И над этой всей картиной — огромное мрачное здание, накрытое куполом.

Владимир Дмитриевич не предполагал, что в роскошном дубовом гробу его внесут через боковой вход и поставят в центр храма. Это момент торжества поэта, которого не было у него в жизни. Так же как и не предполагал, что гроб этот привезут на роскошном американском катафалке. При жизни мы никогда не ездим на таких машинах. В гробу он лежал в недорогой рубашечке, как ходил и всегда, нестерпимо в смерти помолодевший. Хорошо служил священник, пел истово и слаженно хор из четырех человек. На улице было убийственно жарко, народа было немного, все в светлых рубашках. Уже погрузневший Арсений Ларионов, В. Н. Ганичев, вернувшийся из своей поездки по Транссибу, Эдик Балашов, который в этих похоронах отчаянно и бескорыстно помогал, были ученики.

Перед панихидой Владимир Георгиевич Бояринов принес стопку сигнальных экземпляров книжки В. Д. “Крестный путь”. Живое слово встретилось с мертвым мастером.

“Спит Божий мир, спит мир безбрежный, Устав от памяти и грез; И, тишины касаясь нежно, Уснули крылья у стрекоз”.

“А там — за самым краем дали, Уже сейчас навеяв жуть, За нами вслед, и в дней провале Продолжится наш крестный путь”.

“Спать уложила птиц рябина. Спит Божий мир — одна семья; И новый день — моя чужбина Страшит безмолвием меня”.

Появились эти сигнальные экземпляры каким-то чудом. Стихи в книге — вещие.

“Светлеет понемногу В груди, где, трепеща, Горит душа — как Богу Зажжен­ная свеча”.

31 июля, вторник. В “Независимой” статья о комиссии по помилованию при президенте. Я давно интересуюсь этой комиссией, может быть, еще и потому, что она сплошь сформирована из интеллигенции. А интеллигенцию я знаю как людей не действия, а слова, знаю, как людей, не стремящихся увидеть результаты своих поступков. Вот что пишет “НГ” о деятельности этой комиссии. “Вот лишь несколько цифр, которые показывают динамику работы комиссии: в 1992 году были помилованы 2726 человек, в 1995-м — 4988 человек, в 1999-м — 7418 человек, а в 2000-м — 12843 человека. Из помилованных в 2000 году более 76 процентов были осуждены за совершение тяжких и особо тяжких преступ­лений, 2689 человек сидели за убийство, 2188 человек — за причи­нение тяжкого вреда здоровью, 1834 человека — за разбой” (“НГ”, 25 июля 2001, № 134). Эти добрые господа, возвышенные и просвещенные, хорошо защищенные от жизни даже своим положением члена президентской комиссии, впускают в нашу простую, проходящую в метро и магазинах жизнь людей, которые уже убивали и насиловали и готовы убивать. Далее “НГ” пишет: “Несколько озадачивает и подход членов комиссии к отбору заявлений осужденных с просьбой о помиловании. Взять хотя бы несколько конкретных примеров. Недавно рецидивист Владимир Песков был помилован. В 1982 году он был осужден на 2 года лишения свободы за кражу и освобожден по амнистии, в 1984 году снова осужден за кражу. В 1987 году осужден в третий раз на 7 лет лишения свободы за грабеж и разбой, попытался сбежать из тюрьмы, но был пойман и осужден еще на полтора года. Освободился в 1996 году, и в том же году осужден снова — на 8 лет лишения свободы за разбой. В прошлом году был помилован. С другой стороны, в помиловании было отказано человеку, осужденному на 5 лет за кражу трех куриц и двух индюшек”.