Наш Современник, 2003 № 06 - [23]

Речь идет о борьбе с основополагающими духовными элементами музыки этих композиторов и, шире, — духовной жизни нации. Воинствующий пафос православия свойствен творчеству этих композиторов: “Хованщина”, “Все­нощная”.

*   *   *

1980 год 2 августа 0 часов 50 минут

Добро не пропадает. Это самое ценное, что есть на земле.

*   *   *

Об эксплуататорах

 

Ошибочно думать, что эксплуататоры желают обречь на голод и физические лишения эксплуатируемых, т. е. большинство жителей планеты Земля. Совсем нет! Как и все на свете (особенно — зло), эксплуатация очень и очень усовер­шенст­вовалась. Усовершенствовались и сами эксплуататоры, они стали тоньше, мудрее, образованнее, добрее , как это ни странно. Их задача в том, чтобы те, кто на них трудится, были сыты, обуты, одеты, имели бы соответствующие их уровню жизни развлечения и пр. Беда только в том, что эксплуатируемые при этом потеряют облик человеческий (по образу и подобию!), не будут иметь понятия о добром и злом, о правде и неправде, о свободе и рабстве. Искусство для париев и должно (по мысли хозяев жизни!) нести им этот одуряющий обман; выдавать правду за неправду, рабство за свободу, зло за добро. Такое “искусство”, “балдеж” для роботов в обилии производится теперь во всем мире.

21/XI

*   *   *

О первой “большой” лжи

 

Ребенком я воспитывался на литературе классиков, читал очень много. Я привык верить Печатному Слову, оно было для меня всегда Правдой. Тогда же я часто ходил в кино. У меня были, разумеется, свои вкусы и т. д. И вот в Курске (где я жил) однажды были по городу расклеены афиши, на которых значилось: “Гордость Советской кинематографии — “Броненосец Потемкин”, даже значились фамилии режиссера и оператора. Я стал заранее требовать билеты у матери и отчима. И вот мы все пошли в кинотеатр под моим давлением.

Разочарование было полным и у старших, и у меня. Картина провалилась и была снята через два дня (на второй день залы были пустыми). Я, вдобавок, испытывал конфуз перед ними от того, что заставил их потерять вечер, хотя никто меня не упрекал. Было очень скучно, не жалко тех, в кого стреляли, т. к. мы не успели их полюбить заранее с тем, чтобы потом пожалеть. Неприятное физиологическое чувство убийства — вот все, да еще черви, которые очень запомнились.

Лет через тридцать я снова захотел посмотреть эту “Гордость нашей кинемато­графии”. К этому времени я уже многое знал и думал, что по-другому буду смотреть фильм. Но фильм произвел совсем нехудожественное впечатление. Его грубый натурализм отталкивал и был мне противен. Что касается публики (которую всегда, конечно, презирают), то она никогда не ходила на эту картину. “Глас народа — глас божий”. Увы, эта пословица ныне не в моде.

И вот в конце 1978 года случилось мне быть во Франции на научной конфе­ренции (собеседовании) об искусстве, которая происходила в Сорбонне под председательством ее ректора. В обширном выступлении одного французского профессора, специалиста по киноискусству (читающего лекции в Университете Монпелье), речь опять зашла о фильме “Броненосец Потемкин”. Картина называлась также крупным достижением, но уже Советского кино , а не величайшей картиной всех времен и народов.

Лекция была с диапозитивами. Более пяти минут на экране показывались знаменитые “черви” в мясе — крупным увеличительным планом. Около пяти минут профессор говорил о символическом, новаторском изображении старой России, которую символизировали тухлое мясо и черви. Он говорил с восторгом, с упоением, наши ученые слушали. Бог их знает, что они думали, соглашались с ним или нет. Никто ему не возразил. Тут я понял, почему эта картина считается “Гордостью нашей кинематографии”.

*   *   *

О новаторстве

 

Давным-давно прошли времена, когда с новаторством связывалось у нас представление о бедности, одиночестве, чердаке, всеобщем непонимании, отвергнутости и т. д.

Ныне есть те, кто сам себе наклеивает ярлык новатора. “Новаторство” ныне ходкий товар, на нем крепко спекулируют. Те, кто торгует этим делом, ныне соединены в целые корпорации. К их услугам мощный аппарат пропаганды, союзы композиторов, оркестры, подобострастная журнальная и газетная критика. Да она им не так и нужна, они владеют сами органами печати и пропаганды музыки, защищая и насаждая силой свое искусство, третируя и уничтожая то, что им неугодно. Тут они не считаются ни с какими средствами.

Словом, жизнь художника, музыканта или поэта по-прежнему весьма сложна, судьба его непредсказуема; например, судьба Есенина, М. Булгакова или Николая Рубцова, Клюева.

*   *   *

Опера “Леди Макбет” — талантливое воплощение сентиментальной жесто­кости, проповедь звериного эгоизма, злобы и вседозволенности. Особенно соблазнительной для интеллигента, мнящего всегда себя высшим существом (высшей расы или высшего интеллекта, или высшего класса и т. д. и т. п.).

*   *   *

Я хочу создать миф: “Россия”.

Пишу все об одном, что успею, то сделаю, сколько даст Бог.

*   *   *

Роман Евтушенко — “Зубатовщина”

 

Литературный сексот, провокатор, которому, в силу особенностей его службы, разрешено говорить иногда некоторые “вольности”. “Есенин сам себя