Наш Современник, 2003 № 02 - [16]

Он ведь чем интересен, шофер Баринев? Живет деревенский баловень, а драгоценных свойств души своей – не ведает, не знает. Пока высокое чувство ответственности за судьбу другого человека не вознесет его над собой прежним. И какие тут сильные и тонкие переживания идут, и как он крепко задумывается над своей жизнью! Преображается. Надежным становится парень. На плечо которого можно опереться. Я говорю это о драматургии, а о том, как я сыграл, судить не мне, а зрителю.

Эта энергетика образа, если он верно сыгран, должна потом передаваться и зрителю. Но… к этому можно только стремиться. А вот уловить – происходит потом это таинство в полной мере или нет – человеку уже не под силу. Тут недалеко и до самообольщения.

Очень важно, как проявляется человек в любви. По-настоящему любящий человек – он сильный и красивый. Такой мне интересен. Не изначально, а в преображении. В неожиданном раскрытии, к которому его подталкивает экстремальная ситуация. И доброту – я очень ее ценю. Дорого человеческое умение быть по-настоящему добрым. И если уж идти дальше, то мне крайне необходимо подчас как бы со стороны посмотреть на самого себя: а каков ты есть, играющий сейчас доброту? Проверить лишний раз – какие ты прячешь в себе недостатки? Может, ты не совсем такой, каким тебя видят люди?.. Надо разговаривать со своим вторым “я” . И в роли – и во всех ситуациях жизни.

Актерская профессия – это диагноз. Люди, посвятившие себя ей, по-моему, в хорошем смысле слова немножко ненормальные, они более обостренно ощущают время. Я всегда играл очень много, считаю, что мне повезло на роли. Они были очень интересными, глубокими. И сейчас, в Малом, я играю в дорогих мне спектаклях – в “Иване Грозном”, “Чайке”. Но если актер скажет, что у него все состоялось, то ему надо уходить из искусства. Достигать ему там уже нечего. А живет он в искусстве – только в стремлении достичь того, что им еще не достигнуто или не вполне достигнуто. В этом движении к недостигнутому как творческая личность он живет.

Я, например, считаю, что с ролью в ленте “Одиноким предоставляется общежитие” режиссера Самсона Самсонова мне повезло. Герой мой, бывший моряк, списанный на берег, неожиданно попадает в нелепое положение – его назначают комендантом женского общежития. Сценарий дает вольный простор, чтобы характеры в комедийных ситуациях проявлялись в полной мере.

Правда, многим моим друзьям кажется, что в искусстве мне ближе всего по духу мятежные и мятущиеся русские интеллигенты – чеховские персонажи. Им больше нравятся такие мои работы, как доктор Астров, доктор Дорн. Собственно, эти герои – сам Чехов и есть… Но мне прежде всего интересна и важна личность героя. А социальная его принадлежность – это уже второй вопрос.

В той серии киноролей, которые я сыграл – майор Станицын в “Меня ждут на земле”, Юрий Русанов в фильме “Риск – благородное дело”, Гидо Торстенсен в “Похищении Савойи” и так далее, – не во всех случаях, конечно, не совсем сбылось ожидание чуда. И это закономерно: у людей моей профессии остается вечная неудовлетворенность собой, своими ролями, как бы кто ни выкладывался в работе. Был у меня период, когда я лет пять не снимался. Много предлагаемых ролей казались просто неинтересными. Мне неинтересно играть в игрища по типу американских фильмов. Когда в сценариях много крови, смертей, убийств, атрофируется чувство сострадания в людях. Зачем все это насаждать?

Не люблю отрицательных ролей. Таких ролей у меня немного, однако они есть. Мне хочется нести людям с экрана и со сцены светлое и чистое. В фильме “Нелюдь” я сыграл детоубийцу. И до сих пор я не могу отмыться от этого моего героя. Мне один молодой остроумный журналист в “Акулах пера” сказал:

– Как же совместить ваши нравственные принципы с тем, что вы делаете в этом фильме?

Там у меня два эпизода, но очень страшные. Когда я посмотрел материал – ужаснулся. Грешен, грешен… Но брось в меня камень всяк безгрешный. Я очень переживал. В церковь ходил. Потом пришел к такому выводу. Самое главное – мое отношение к такому персонажу. Я не хочу себя оправдывать – очень тяжело идти против своего естества. Но я же – актер.

Отрицательная энергетика имеет свои особенности, свою природу и следствия. Во многих произведениях подобные образы глубоки и по сути человечны. Только я не очень люблю и даже боюсь этого крена.

Иногда, впрочем, все равно мучает вопрос: правильно ли я выбрал профессию? Особенно в те моменты, когда волей-неволей приходится сталкиваться не с лучшей драматургией. Тогда начинаешь искать обходные пути, чтобы создать характер, как-то его дотянуть. А это занятие далеко не всегда оказывается по силам.

Жалко еще, что в кинематографе времени на репетиции страшно мало бывает. То, на что в театре отпущен месяц, а то и два, в кино делается за несколько дней. А ответственность куда больше. Ведь выходишь на миллионы зрителей. И поправить ничего нельзя будет. Сценический образ можно каждый раз оттачивать заново, совершенствовать, находить новое – и отвергать то, что считаешь нужным. А экранный образ, созданный тобой, он застыл раз и навсегда. Потому, наверно, фильмы со своим участием я смотреть избегаю. Раздражаюсь всякий раз страшно: это бы переиграл – а тут явно не дотянул…