Наш Современник, 2001 № 12 - [8]

Когда мы шли обратно, я стал обдумывать увиденное, и у меня возникло подозрение, что это не случайное возгорание по неосторожности, а специально подожгли, обильно полив пол бензином. Подходим к танкам. Я посмотрел на догорающий дом, и тут меня осенило. Приехали мы к вечеру, уже начало смеркаться. Поставили танки у дороги, производим их маскировку, автоматчики окапываются. Из окружения вырвались фашисты, а им проходить неминуемо этот перекресток. Возможно, их лазутчик и поджег, чтобы осветить нас, а они ведь хорошо снабжены ручными средствами для борьбы с танками.

Пришлось нам искать другое место для засады.

 

* * *

“От армии в 48 000 у меня в эту минуту не остается и 3 000. Все бежит, и у меня нет больше власти над войском... В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье, я его не переживу. Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств, и, сказать правду, считаю все потерянным...” — писал Фридрих II своем другу детства после разгрома под Кунерсдорфом русскими и австрийскими войсками под командованием графа П. С. Салтыкова прусской армии...

Кампания 1759 года могла решить участь Семилетней войны, а вместе с ней и участь Пруссии...

В кампанию 1760 года Салтыков полагал овладеть Данцигом, Кольбергом и Померанией, а оттуда действовать на Берлин...

23 сентября Тотлебен атаковал Берлин, но был отбит, а 28 Берлин сдался...”

А. А. Керсновский,

“История русской армии”

в четырех томах,

Москва, “Голос”, 1992,

т. 1, с. 106—108.

Прошло без малого два столетия, и вот вновь на подступах к Кунерсдорфу — русские войска!

Наш второй танковый батальон наступал колонной, — пишет ветеран Великой Отечественной войны, житель города Орла Павел Кириллович Гнездилов в своем документальном рассказе “Бой за Кунерсдорф”. — Последним танком в колонне двигался наш, поскольку он был изрядно покалечен в предыдущих боях. Он единственный уцелел из всего третьего взвода...

Если батальонная колонна останавливалась, то нашему танку № 628 шел по радио приказ: “Выдвинуться вперед! Осмотреть местность! И доложить!” Мы, обогнав колонну, выдвигались вперед, осматривали местность и, если по нашему танку никто ни из чего не стрелял, докладывали, что путь свободен, и становились опять в хвост колонны. Мы понимали, что наш танк обречен. Ну кому нужна боевая машина, у которой конец пушки, поврежденный осколками немецкого снаряда, был отпилен ножовкой, ствол лобового пулемета погнут миной, а в запасном стволе в казеннике застревал патрон?!

Броневые листы правой скулы корпуса танка в стыке от удара снаряда завернулись, и дыру я заткнул паклей, чтобы не дуло. Масляная система текла, и масло вместе с неотмытой кровью вдруг волной приливало в переднюю часть танка при остановке.

Самая каверзная дыра в броне была в командирской башенке, в так называемой “голубятне”, как раз у виска командира танка. Это нас немцы угостили фаустпатроном еще под Ковелем. И нашего первого командира машины и одновременно командира взвода, старшего лейтенанта Евдокимова Александра Ильича, смертельно ранило в голову.

Поэтому все новые командиры предпочитали командовать, находясь снаружи, а не внутри танка, “обзор лучше”. И предпочитали поскорее перейти на другой танк. Скорости то не включались, то включались сразу две — и танк или стоял на месте, или вместо того, чтобы ехать вперед, давал задний ход, в тыл. Поэтому у моих ног постоянно лежал молоток, а в мою обязанность входило этим молотком “помогать” механику-водителю Игорю Щипову из Павлодара включать нужную скорость. А в остальном танк и экипаж были вполне боеспособны. Да, чуть было не забыл: вместо незамерзающей жидкости, вытекшей при ремонте, водяная система танка была заправлена спирто-водяной смесью, которая регулярно экипажем разбавлялась водой. В каждом взятом нами населенном пункте, особенно в Польше, немцы обязательно оставляли нам спиртзавод на ходу и с полными баками и цистернами. И в нашем танке на боеукладке вместе с запасом снарядов стояла молочная фляга со спиртом.

Так что в случае чего, ну, сам понимаешь — чего, — вспыхнула бы наша “старушка”, как спичечка! А нам, экипажу, дай Бог успеть в таком случае выскочить из танка не слишком обгоревшими.

И вот поступил очередной приказ: “Выдвинуться вправо в пределах видимости, осмотреть местность и доложить!” — и сразу трем танкам батальона, включая, разумеется, и наш. Мы свернули с дороги и заколыхали полем. Заряжающий Иван Павлович Литвинов из-под Воронежа, сидевший на снарядах, произнес: “Наверно, мы свои снаряды эти до Берлина довезем!” И тут как раз механик-водитель крикнул: “Немцы!” И пошла работа!

“Осколочным заряжай!” — “Готово!” — “Огонь!” — трах-ба-бах!

“Осколочным заряжай!” — “Готово!” — “Огонь!” — трах-ба-бах!..

Падающие на боеукладку горячие гильзы Иван Павлович выбрасывал наружу через приоткрытый люк башни. От дыма включили вентиляторы. Я стрелял из своего пулемета, но попадал не совсем туда, куда надо, потому что видел в прицел, который мы называли “комариный глаз”, только или землю, или небо.