Наш Современник, 2001 № 05 - [2]

Мы все бросились к бабушке, а она говорила: "Напужались, но ничего, ничего, есть Бог!" Немца, спасителя бабушки от смерти, мы сразу про себя окрестили хорошим. Он жил у нас и целыми днями сидел за машинкой и стучал, стучал. В одну ночь у нас в доме ночевало человек десять немцев. Спали они на полу на соломе. Утром варили какао, вытряхивали вшей из своей одежды, на нас не обращали внимания.

Бабушка ночью глаз не сомкнула, боялась за маму, ведь ей тогда было 24 года и она была красавицей. А нам шепотом говорила: "Ливнуть бы на них керосинцу, пусть бы горели..." А потом: "Господи, прости мою душу грешную, ведь и у них есть матери, и они их ждут, ведь и немцы подневольные, - их послали против нас..."

А наш немец-постоялец однажды разговорился с нами. На стене висели разные фотокарточки, на одной из них наш дядя Миша в форме пограничника. Василиса говорила бабушке, чтоб она сняла эту фотокарточку, на что бабушка ответила: "В своем доме - я должна снимать? Ни за что. Что будет, то будет!"

И у нас произошел такой вот примерный диалог.

- Кто? - спрашивает немец.

- Сын.

- Где?

- На войне.

- Где на войне?

- Не знаю. А твоя мать знает, где ты? - Пауза.

Немец достал из кармана фотографию, на ней была женщина с мальчиком и девочкой, показал ее нам. Он старался говорить по-русски, заглядывал в словарь. Мы поняли, что это его жена и дети. "Не хочу, матка, воевать. Пусть Гитлер и Сталин пук, пук, а я нах хаус к матке домой". На вопрос бабушки - кем он был в своем отечестве? - немец ответил: "Брот".

- Переправщиком, что ли, был?

- Не. Брот, брот. - В общем, был он то ли пекарем, то ли продавцом хлеба.

Тем временем врага, слава Богу, гнали с нашей земли.

Однажды немец прибежал, забрал свою машинку, ушел, а к вечеру явился с ведром чечевицы: "На, матка, детьям зуп..." - и ушел.

Деревню освободили наши воины. Среди убитых и раненых "хорошего немца" не оказалось. "Добежал ли он до своего отечества?" - часто говорила бабушка.

Был освобожден от захватчиков и наш город Ефремов. Мама засобиралась в дорогу.

В Ефремове узнали, что наша бабушка Наталья Ивановна погибла. Есть две версии ее гибели. Соседка по квартире говорила, что когда немцы стали грабить жителей, якобы бабушка не давала им что-либо из вещей и громко говорила: "Иван да Марья наживали, а вы грабить пришли..." Вот тогда-то один немец и выстрелил ей в висок и выкинул тело на улицу.

Соседка же Мария Богатырева (жива и по сей день) говорила, что во время бомбежки загорелись бараки и наша бабушка взяла Казанскую икону Божией Матери, выбежала с ней на улицу, и ее застрелил снайпер. Она много дней лежала на улице, и рядом с ней сидела беленькая собачка. Из-за стрельбы не было возможности ее похоронить. Похоронили ее на кладбище, но без гроба (где его было взять?), в той же одежде, в какой она погибла.

Потом хотели ее перезахоронить, но местный священник отговорил: "Земля приняла ее и пусть земля будет ей пухом. В вашей памяти она осталась живой и хорошей. Не надо!"

Теперь на месте старого кладбища стоит телевышка. Ежегодно прихожу туда и не могу сдержать слез, оттого, что на прах моей дорогой бабушки опустилась тяжелая подпорка телебашни.

Итак, мы с мамой вернулись в Ефремов. Из вещей в нашей комнате остались только кровать и коробка с елочными украшениями и игрушками. И все.

Мама устроилась на работу нянечкой в госпиталь. Приносила домой окровавленные бинты для стирки. Жилось трудно и голодно. Швейную машинку "Зингер" обменяла на мешок картошки и несколько бурачков в соседней с городом деревне. Дело было зимой. Мама и еще одна женщина, Мария, возвращались довольные собой, на саночках везли продукты. И тут увидели, что на дороге сидит волк. Сначала подумали, что это собака, а потом по обе стороны дороги увидели других волков. Что делать? Останавливаться нельзя, надо медленно, но двигаться - решили они. Когда до волка оставалось несколько шагов, зверь поднялся и побежал по дороге, потом опять сел. То же самое проделывали и другие волки.

Мама говорила нам, что это было страшное испытание. Она и ее спутница вслух читали молитвы, от страха они покрылись испариной, из глаз текли слезы. И тут услышали лошадиное ржанье, увидели по дороге санный обоз. Волки перебежали на другую сторону. Мужики стегали лошадей, а женщинам кричали: "До города недалеко, идите быстрее, а мы от волков отобьемся".

Тогда и появились сединки в маминых волосах, а под глазами - темные круги.

Из деревни перебралась к нам в город бабушка, привела молодую коровку. А она с гуртом ушла (гнали коров куда-то). Догнала мама гурт далеко за городом. Гуртовщики оказались людьми справедливыми, отдали ей коровку.

Добрые люди, неравнодушные к чужой судьбе, помогли маме устроиться на работу кухонной рабочей. Повариха тетя Шура подкармливала нас, наливала супу. За отца на детей мама получала пособие, иногда городские власти выделяли бесплатные талоны для детей на питание в городской столовой. Помню, сижу я за столом с другими детьми, едим кислый борщ, а родители наши стоят в дверях столовой. Вот уж на деле - все, что могли, отдавали детям.