Наш общий друг. Том 2 - [18]

Как только Белла вернулась, ей доложили, что мистер и миссис Боффин сидят в этой комнате. Войдя в нее, она застала там и секретаря: должно быть, он пришел по делу, потому что стоял с какими-то бумагами в руке возле стола, на котором горели затененные колпачками свечи, а мистер Боффин сидел за этим столом, откинувшись на спинку кресла.

— Вы заняты, сэр, — сказала Белла, нерешительно останавливаясь в дверях.

— Нисколько, милая, нисколько. Вы же свой человек. Мы вас не считаем за гостью. Входите же, входите. Вот и старушка сидит в своем уголку.

Миссис Боффин подтвердила его слова приветливым кивком и улыбкой, и Белла, взяв книжку, села в углу у камина, рядом с рабочим столиком миссис Боффин. Место мистера Боффина было по другую сторону камина.

— Ну, Роксмит, — сказал Золотой Мусоищик и так резко стукнул по столу, чтобы привлечь его внимание, что Белла вздрогнула, перевертывая страницу, — на чем же мы остановились?

— Вы говорили, сэр, — неохотно ответил секретарь, бросив взгляд на остальных присутствующих, — что пора уже назначить мне вознаграждение.

— Вас не убудет, если вы скажете «жалованье», любезный, — сердито заметил мистер Боффин. — Какого черта! Когда я служил, то не разговаривал про вознаграждение.

— Жалованье, — сказал секретарь, поправляясь.

— Роксмит, вы не гордец, надеюсь? — сказал мистер Боффин, глядя на него искоса.

— Надеюсь, что нет, сэр.

— Вот я так не гордился, когда был беден, — продолжал мистер Боффин. — Гордость с бедностью плохие товарищи. Не забывайте этого. Да и как это можно? Само собой разумеется, если человек беден, так ему нечем гордиться. Вздор и пустяки.

Слегка наклонив голову и глядя несколько удивленно, секретарь, казалось, соглашался с ним: губы его шевелились, произнося слово «вздор».

— Ну так вот, насчет этого самого жалованья, — сказал мистер Боффин. — Сядьте!

Секретарь сел.

— Почему же вы раньше не сели? — подозрительно спросил мистер Боффин. — Надеюсь, не из гордости? Да, так насчет жалованья. Я обдумал это дело и назначаю вам две сотни в год. Как по-вашему? Довольно этого или нет?

— Благодарю вас. Прекрасное предложение.

— Я ничего не говорю, знаете ли, — объяснил мистер Боффин, — может, это и больше чем нужно. И я вам скажу почему. Человек состоятельный, вроде меня, обязан считаться с рыночной ценой. Сначала я в этом не так хорошо разбирался, а потом, когда познакомился с другими состоятельными людьми, так узнал, какие обязанности налагает богатство. Нельзя же мне вздувать рыночные цены потому только, что у меня самого денег куры не клюют. Овца на рынке стоит столько-то, и я должен платить столько-то, но не больше. Секретарь на рынке стоит столько-то, и я должен платить столько-то, но не больше. А впрочем, что ж, для вас я могу сделать исключение.

— Вы очень добры, мистер Боффин, — сказал секретарь с видимым усилием.

— Значит, мы установили цифру, — сказал мистер Боффин, — две сотни в год. Значит, с цифрой у нас покончено. Теперь, чтоб у нас не было недоразумений насчет того, что мне нужно за две сотни в год. Если я плачу за овцу, я покупаю ее целиком. Точно так же, если я плачу за секретаря, я покупаю его целиком.

— Другими словами, вы приобретаете все мое время?

— Конечно. Послушайте, — сказал мистер Боффин, — не то чтоб мне нужно было все ваше время: можете взять и книжку на минуту-другую, когда вам нечего будет делать; хотя, я думаю, для вас всегда найдется какое-нибудь полезное занятие. Но мне нужно, чтоб вы постоянно были на месте. Для меня удобнее, чтоб вы во всякое время были тут, под рукой. Надеюсь поэтому, что от завтрака до ужина вы не будете уходить из дому.

Секретарь поклонился.

— В прежние времена, когда я сам был на службе, — продолжал мистер Боффин, — разве я мог разгуливать по своей воле, где мне нравится? Значит, и вы тоже не можете разгуливать, где вам нравится. За последнее время у вас завелась такая привычка; но, может, это оттого, что мы раньше не договорились как следует. А теперь давайте договоримся, и пусть это будет вот как: если вам нужно уйти, вы спросите разрешения.

Секретарь опять поклонился. Видно было, что ему неловко, что он удивлен и чувствует себя оскорбленным.

— Я велю провести колокольчик из этой комнаты в вашу, — сказал мистер Боффин, — и буду звонить, когда вы мне понадобитесь. А сейчас больше не припомню, что еще я хотел вам сказать.

Секретарь встал, собрал бумаги и вышел. Глаза Беллы, проводив его до дверей, остановились на мистере Боффине, который самодовольно откинулся на спинку кресла, и снова обратились к книге.

— Я позволил распуститься этому голубчику, моему молодому человеку, — сказал мистер Боффин, вставая и прохаживаясь по комнате. — Так нельзя. Надо его поставить на место. Человек состоятельный имеет обязанности по отношению к другим состоятельным людям и за своими подчиненными должен смотреть в оба.

Белла чувствовала, что миссис Боффин расстроена и что глаза этого доброго создания стараются прочесть на ее лице, насколько внимательно она прислушивалась к разговору и какое он произвел на нее впечатление. Поэтому глаза Беллы еще внимательнее устремились на книгу, и она перевернула страницу с видом глубокой заинтересованности.