Наш общий друг. Часть 1 - [13]

— Не будешь! Конечно не буду. Я люблю учиться, — вѣдь ты знаешь.

— Знаю, Чарли, знаю, что ты прилежно учишься. Такъ и продолжай. А я все буду работать, Чарли, добывать что-нибудь, хоть немного; все буду думать, — я даже ночью иногда просыпаюсь отъ этого, — все буду стараться, какъ бы достать шиллингъ сегодня, шиллингъ завтра, чтобы показать отцу и увѣрить его, что ты начинаешь самъ добывать хоть бездѣлицу, работая на берегу.

— Ты любимица отца, ты можешь его во всемъ увѣрить.

— Какъ бы я желала этого, Чарли! Если бы я могла его увѣрить, что ученье — дѣло хорошее, и что отъ него мы могли бы лучше жить, то я хоть умереть была бы готова.

— Полно пустяки-то говорить о смерти, Луиза.

Она захватила рукой другую свою руку, лежавшую у него на плечѣ, прижалась къ нимъ своей полной смуглой щекой и, смотря на огонь, продолжала:

— Часто по вечерамъ, Чарли, когда ты сидишь въ школѣ, а отецъ…

— Сидитъ въ кабакѣ, у «Шести Веселыхъ Товарищей», — перебилъ ее мальчикъ, кивнувъ назадъ головой по направленію къ питейному дому.

— Ну да… Часто сижу я, глядя на жаровню, и, кажется, вижу въ горящихъ угляхъ, вотъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь вспыхнуло…

— Это газъ, — сказалъ мальчикъ; — газъ выходитъ изъ кусочка дерева, а дерево было въ тинѣ, а тина была подъ водой, когда былъ потопъ. иСмотри, вотъ! Я возьму кочергу, и какъ разгребу угли…

— Не трогай, Чарли, не то они вспыхнутъ всѣ вдругъ. Я не о пламени говорю, а вотъ объ этомъ тускломъ огонькѣ пониже, который то выскочитъ, то опять спрячется. По вечерамъ, когда я смотрю на него, мнѣ кажется, Чарли, что я вижу въ немъ будто картины какія.

— Ну покажи намъ картинку, — сказалъ мальчикъ. — Только скажи намъ, куда смотрѣть.

— Нѣтъ, Чарли! На это нужны мои глаза.

— Такъ разсказывай! Говори, что твои глаза тамъ видятъ.

— Я вижу тебя, Чарли, и себя тоже; вижу, какъ ты былъ еще маленькимъ ребеночкомъ, сироткой, безъ матери…

— Ты пожалуйста не говори: сиротка, безъ матери, — перебилъ ее мальчикъ: — у меня была сестра, которая была мнѣ и сестрою, и матерью.

Дѣвушка радостно засмѣялась; сладкія слезы блеснули въ ея глазахъ, когда мальчикъ обнялъ ее обѣими руками и прижалъ къ себѣ.

— Я вижу тебя вмѣстѣ со мною, Чарли, въ то время, какъ отецъ, выходя на работу, выводилъ насъ изъ дому, запиралъ дверь, чтобы мы не сгорѣли какъ-нибудь у жаровни, или не вывалились изъ окна, и оставлялъ однихъ на улицѣ. Вижу, какъ мы сидимъ у двери, на порогѣ, или на ступенькахъ крыльца, или на берегу рѣки, или ходимъ съ мѣста на мѣсто, чтобы какъ-нибудь убить время. Ты, Чарли, былъ тогда тяжелый мальчишка, мнѣ трудно было носить тебя на рукахъ, и я должна была часто садиться отдыхать. Вижу, какъ насъ морить сонъ и какъ мы засыпаемъ вмѣстѣ гдѣ-нибудь въ уголкѣ. Иногда намъ голодно, иногда страшно немножко, а пуще всего холодно. Помнишь, Чарли?

— Я только помню, — сказалъ мальчикъ, прижимаясь къ сестрѣ,- что кутался подъ какимъ-то платкомъ и что мнѣ было тепло подъ нимъ.

— Бывало, дождь идетъ, и мы подползаемъ подъ лодку или подъ что-нибудь въ этомъ родѣ; бывало, ночь наступитъ, стемнѣетъ, и мы идемъ туда, гдѣ горятъ газовые фонари, и смотримъ тамъ, какъ идутъ люди по улицамъ. Вотъ подходитъ отецъ и уводитъ насъ домой. Какъ намъ пріятно въ нашемъ, домикѣ послѣ долгой ходьбы по холоду! Отецъ снимаетъ съ меня башмаки, вытираетъ мнѣ у огня ноги, и усаживаетъ возлѣ себя, а самъ куритъ трубку. А ты уже давно въ постели. Я замѣчаю, что у отца моего большая рука, но совсѣмъ не тяжелая, когда дотронется до меня; замѣчаю, что у него грубый голосъ, но совсѣмъ не сердитый, когда онъ говоритъ со мною. Вотъ я подрастаю, отецъ понемногу начинаетъ довѣряться мнѣ, беретъ иногда съ собой, и какъ бы ни былъ сердитъ, никогда пальцемъ не тронетъ меня.

Внимательно слушавши, мальчикъ при этомъ какъ то особенно крякнулъ, будто желая сказать: «А меня такъ вотъ и очень тронетъ!»

— Вотъ и картинки изъ прошлаго, Чарли.

— Разсказывай дальше, — проговорилъ мальчикъ; — давай намъ, что впереди будетъ, — такую картинку давай.

— Хорошо. Вотъ я все съ отцомъ, не покидаю отца, потому что отецъ меня любитъ, и я люблю его. Книгъ я не читаю; если бъ я стала учиться, отецъ подумалъ бы, что я его покину, и я потеряла бы свое вліяніе на него. Я не добилась еще такого вліянія, какое желаю имѣть; но надѣюсь, что придетъ время, когда я добьюсь. А все-таки я знаю, что могу удержать отца, отъ нѣкоторыхъ вещей. Если я покину его, онъ съ горя совсѣмъ опустится.

— Ты погадай-ка обо мнѣ, покажи картинку — что со мной будетъ.

— Сейчасъ, Чарли, — сказала дѣвушка, не измѣнявшая своего положенія съ тѣхъ поръ, какъ начала говорить. Теперь она печально покачала головой. — Я къ этому то и вела. Вотъ ты…

— Гдѣ, гдѣ я, Лиззи?

— Все въ той же впадинкѣ, пониже того огонька.

— Ничего тамъ нѣтъ въ твоей впадинкѣ,- сказалъ мальчикъ, переводя глаза съ ея лица на жаровню, стоявшую, точно страшный скелетъ на длинныхъ тонкихъ ножкахъ.

— Вотъ ты, Чарли, учишься въ школѣ тайкомъ отъ отца, получаешь награды, стараешься и наконецъ дѣлаешься… чѣмъ, бишь, это ты дѣлаешься? Какъ это ты мнѣ говорилъ намедни?

— Ха-ха-ха! Вотъ такъ гадальщица, названій не знаетъ! — воскликнулъ мальчикъ, какъ будто обрадовавшись этому недочету со стороны впадинки пониже огня. — Я говорилъ: младшимъ учителемъ.