Наш цвет зеленый - [5]

Это почти невероятно - целые сутки расстояния, укладывающиеся в четыре километра между американским и советским островами. Сейчас мы плыли не только по незримой границе времени, но и но такой же незримой границе между двумя самыми могущественными государствами мира.

Скалистый остров Ратманова невелик. Какие-то шесть километров в длину, километра четыре в ширину. На юге островка сейчас действительно поспокойнее. Жадные ладони вспененной воды лишь поглаживают подножие скал.

Наш небольшой катер упрямо выискивает место высадки.

Небольшое судно не будет подходить к опасным камням. Высаживаться будем с понтона. Его огромное неуклюжее тело овальной формы чем-то напоминает тушу кита. Овальная баранка из толстой резины, надутая, как автомобильная камера. Такое же мягкое резиновое днище. Понтону не страшны камни. Он не может разбиться о них. Пенная волна сама выбросит понтон на прибрежные скалы - только торопись, выскакивай. И не поскользнись, иначе окажешься в ледяной воде.

Место высадки, намеченное капитаном, неожиданно оказывается непригодным. На морских камнях я даже невооруженным взглядом вижу туши моржей. Трудно представить себе, насколько огромно и неуклюже ото морское животное. Розовое тело его - словно матрац, надутый воздухом. Лишь два белых клыка на небольшой голове словно подсказывают, где начало зверя. С противоположной стороны - задние ласты. Моржей много. Они греются на солнце. Изредка одна из туш, неуклюже извиваясь и перебирая ластами, доползает до студеной воды и, разбрасывая брызги, плюхается в океан с высоты нескольких метров. Вода - стихия, в которой неуклюжий зверь чувствует себя как дома. Здесь он становится ловким и подвижным.

Высадка прошла благополучно. Прибрежная волна сама выбросила на каменистый берег наш понтон, подталкиваемый сзади моторной лодкой, спущенной с катера.

На всех пограничниках-моряках ярко-оранжевые надувные жилеты. Я с трудом узнаю боцмана Михеича, матроса Иволгина и подполковника Мельникова. Раздутые жилеты делают их похожими не то на космонавтов, не то на существа, прибывшие с другой планеты. Но мы на берегу. Свистит воздух, выходящий из спусковой трубки жилета. Каждый из нас обретает привычную для глаза человеческую форму. Жилеты сброшены на дно понтона. Его тут же оттаскивает привязанная нейлоновым канатом моторка. Нам предстоит тяжелый подъем по скалам.

Каково же было наше удивление, когда после мучительного подъема по камням, покрытым зеленоватым лишайником, мы вдруг попадаем на высоте четырехсот метров на совершенно плоскую поверхность крохотного островка.

У нас под ногами ровное плато. Это не скалы, это типичная тундра - торфяная толща, местами залитая водой. Мы шлепаем по узкой тропинке, перепрыгивая с кочки на кочку. А если кто и срывается с травянистого бугра, то немедленно оказывается по колено в коричневато-черной жиже болота.

Даже не верится: на вершине каменного острова - болотная чащоба без единого деревца или кустика. Лишь на кочках запоздалые цветы Арктики - красные брызги морошки. Ее так много, что хоть обеими руками греби. Да еще щедрые колонии грибов. Такое изобилие вряд ли где еще можно увидеть. Арктические грибы - они ничем не отличаются от наших, европейских…

Не сходя с места, их можно собирать ведрами.

Пограничники на острове давно заметили наш катер с наблюдательной вышки и отлично разгадали, почему мы неторопливо пошли вдоль острова. Двое молодых ребят, привычно и ловко прыгая с кочки на кочку, приблизились к нам. Мы встретились где-то в середине острова.

Люди были не одни. Солдат сопровождал огромный, с торчащими острыми ушами пес. Немецкая овчарка бросилась нам навстречу и, по-собачьи ликуя, затанцевала вокруг нас. Пес норовил положить лапы на плечи и лизнуть в лицо. Морда собаки расплывалась от искреннего собачьего восторга.

- Американец, назад! - громко крикнул один из пограничников.- Он испачкает вас своими лапами,- пояснил парень.

Пес по брюхо в воде. Но оклик хозяина по охладил безудержного темперамента собаки. Всем своим существом Американец стремился проявить свою доброжелательность перед вновь пришедшими на остров людьми.

- Но ведь мы-то чужие,- сказал я,- а собака принимает нас, как своих.

- Не беспокойтесь, он прекрасно отличает своих, даже если вы никогда и не были на нашем острове.- Пограничник рассмеялся: - То ли у нас, у советских, дух один, то ли русская речь ему понятна.

- А ведь было время, когда пес понимал только по-английски,- вмешался в разговор второй пограничник, шустрый парень с рыжим клоком волос, выбивавшимся из-под зеленой фуражки.- Это он недавно привык к русскому языку. Ведь Американец перебежал к нам оттуда.- И парень махнул рукой в сторону американского острова.

- То есть как? Из Америки? - удивился я.

Историю собаки, единственной собаки на острове Ратманова, я услышал позже, когда, почти по пояс мокрые, мы пришли к пограничникам.

Здания занимали небольшой участок подлинной суши. Торфяные болота обступили этот занятый людьми пятачок с трех сторон. С четвертой стороны, где-то внизу, пенился и ревел океан. Здесь обрывались крутые скалы, ниспадавшие до самой воды. По почва в поселке была того же коричневатого оттенка, что и торфяники тундры. Небольшая площадка подле входа в домик была вымощена огромными белыми костями - в них я с трудом узнал позвонки гигантского кита.