Наш человек на небе - [5]

- Слушаюсь, товарищ Сталин! — бодро отрапортовал Семён Константинович, подхватывая папки и с облегчением вырываясь из этого интеллектуального кошмара. В поединках таких титанов, как Сталин с Берией, терялись люди и посложнее простодушного маршала.

Даже если со стороны эти поединки и не казались таковыми. По-настоящему важным вещам незачем быть заметными.

- Религиозного, — повторил Сталин, дождавшись закрытия дверей. — Религиозного обряда. Мы знаем, что культура союзников сильно ритуализирована. Однако речь идёт не о ритуалах шаманического толка, характерных для некоторых народностей Америки, Африки либо же нашего Крайнего Севера. Культура, покорившая галактику, не может находиться на столь примитивном уровне развития.

- Капитализм, товарищ Сталин, — заметил Берия. — Олигархии...

- Олигархии, — согласился Иосиф Виссарионович. — Империализм. Со всей соответствующей атрибутикой. «При империализме обобществление производства достигает такой степени, что частнохозяйственные и частнособственнические отношения составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать её устранение».

- «Искусственно», — кивнул нарком, безошибочно выделяя в ленинской цитате ключевое в данный момент слово.

- Искусственно, — согласился Иосиф Виссарионович. — Никакое общество, никакая культура не могут быть исчерпывающе описаны одной лишь единственной характеристикой.

- Как минимум, экономика и способ управления? — заметил Берия после мгновенного размышления. — Не исчерпывающе, но для определения основных принципов политики вполне достаточно.

Робот Прокси был перемонтирован ещё две недели назад, — профессор Жданов всё-таки разобрался с энергоконтурами инопланетного устройства, — и разговоры в кабинете Сталина теперь шли несколько свободнее.

- Значит, экономически у них капитализм, — продолжил Берия, — а политически...

- Теократия, — сказал Сталин, останавливаясь возле карты. — Везде, где господствующий класс испытывает потребность в оглуплении народа, ставка делается на религию. Для высшей степени оглупления общества характерно прямое вхождение религиозных структур во власть либо замещение светских органов власти церковными. Но в данном случае мы имеем дело с теократией самого неприятного рода: опирающегося на реальную силу.

- Армия, особые корпуса? Специальные службы?

Сталин покачал головой.

- Хм. Неужели боевое монашество? — предпринял очередную попытку Лаврентий Палыч. Сразу представились такие умелые бойкие ребята, здоровенные монахи в чёрных рясах с клобуками, надвинутыми на глаза...

- Мы не знаем, — спокойно сказал Сталин. — Пока не знаем. Предстоящий визит лорда Вейдера позволит нам выяснить это и многое другое. Мы, большевики, не верим в существование каких бы то ни было «высших сил». Каким бы «чудом» ни казалось некое явление сегодня — завтра, послезавтра это явление неизбежно найдёт объяснение с рациональных, материалистических позиций. Отступление от этих позиций стало бы нашим поражением.

Берия согласно кивнул: побеждает лишь тот, кто способен удержать свои идеологические позиции — и при этом заставить противника отступиться от его.

Сталин неторопливо вернулся за стол. Немного помолчал, взвешивая дальнейшие слова.

- Но важно понимать и другую сторону проблемы: догматический подход к культуре инопланетных союзников недопустим. Догматизм во взаимодействии с непознанным неизбежно приведёт нас к гибели. Какие бы культы не доминировали в их обществе, сколь странными и мракобесными ни казались бы нам их обряды, если эта религия позволяет союзникам эффективно решать стоящие перед ними задачи — значит, и в этой религии присутствует рациональное зерно. Наша задача — найти это зерно, очистить его от шелухи мракобесия, поставить себе на службу.

Он поставил трубку вертикально, упирая мундштук в папку с отчётами.

- Если культура пришельцев опирается на ритуалы так называемой «силы» — мы, большевики, должны принять пока неизвестное нам, освоить его и обратить во благо Советской страны и Советского народа. Иного пути нет.

- А здесь в город одна дорога, — прозвучал в наушнике уверенный голос майора.

Ладно, подумал Половинкин, майору виднее, у него планшет всё-таки.

- Принял! — прокричал он в закреплённый справа микрофон. Группа возвращалась домой, в крепость.

От Петрикова почти до самых Дроздов шли вдоль Припяти: так было безопасней — немцы давно не рисковали высовываться за реку. Товарищ Карбышев буквально за пару недель превратил насыпь в Мозыре в настоящую скрытую крепость, и ноябрьское избиение подразделений 26-й пехотной дивизии вермахта основательно прояснило вопрос о том, кто же на самом деле контролирует юг Белоруссии.

Ну, если совсем уж честно, «партизаны» товарища Рокоссовского тоже контролировали далеко не всё... но многое. Вот, например, прямо сейчас под Сосновым ударными темпами возводили новый аэродром, — стационарный, с базами радиослежения, — и ничегошеньки глупые немцы с этим фактом поделать не могли. Хотя о строительстве прекрасно знали — это удалось выяснить от пленных.

Главные силы фашистов сейчас таяли в битве за Москву — белорусскому лагерю доставались ошмётки. Коля слегка жалел, что ему не довелось пока поучаствовать в больших, общевойсковых сражения... но лишь слегка. Работа в разведывательно-диверсионной механизированной группе — разве не настоящее дело? Ещё какое настоящее!