Нас предала Родина - [55]

— Ну да, ты права — так получается. Но ведь правда дурацкая фраза! А насчет закона природы.… Не знаю, может и так. Хотя, мне кажется, человек слишком сложен для таких объяснений. Слушай, а ведь тогда выходит, что я тебя не по закону люблю! За это не сажают?

— Господи! — вздохнула Ира. — Вечно у тебя все не так! Нет, ты ненормальный.

— Ага! — легко согласился Борис. — Но тогда и ты ненормальная. Раз с таким живешь.

Ира покрутила пальцем у виска, затем выставила вперед руку с двумя оттопыренными пальцами, засмеялась.

— С кем поведешься! Ты есть сегодня еще будешь, ненормальный?

В феврале потеплело, с небес то и дело сыпал мокрый снег. Под утро еще подмораживало, днем улицы покрывались грязной кашей, было сыро и неуютно. Начали ломать филармонию и магазин «Ландыш». Утром и вечером над Минуткой кружили, заслоняя небо, громадные стаи грачей. Орали, хлопали крыльями, будто совещались — пора ли уже возвращаться в Россию или еще задержаться здесь, где так тепло и полно еды.

Ира становилась все более нервной: она то безудержно ласкала Бориса, словно спеша насытиться, то замыкалась в себе, прислушиваясь к происходящим в организме переменам.

— Боря, неужели ты готов прожить всю жизнь один? Хорошо, хорошо, не цепляйся — вдвоем? Ладно, сейчас мы молоды, а потом, в старости.… Не скучно?

— Ирочка, может не надо?

— Нет, ты скажи! — упрямилась Ира.

— Ладно, — вздыхал Борис. — Ну откуда я знаю, что будет потом, Ира? Одно могу сказать точно — мне с тобой скучно не может быть никогда! А тебе разве нет?

«Ну вот!» — с тоской думала Ирина. — Боря в собственном репертуаре. Детский сад! И ведь он действительно так думает. Даже не думает — чувствует! Как там говорила Танюшка: «Брак — это в первую очередь ответственность и тяжелая работа, а твоему Бореньке лишь бы играть, пусть даже и в любовь». Ну, насчет игры в любовь — это конечно перебор, а в остальном… Может, она права? И что — переделывать? Ерунда! Нереально, да и это будет совсем другой человек. О, господи — ну почему все так сложно?»

— Боря, ты помнишь, сколько мне лет? Понимаешь, что потом может быть поздно?

— Ир, ну не надо! Зачем ты нервничаешь? Говоришь, будто я тебя аборт заставляю делать.

— Еще не хватало! Но ведешь себя так, что хочется это сделать самой.

— Ирочка, милая, ну что я могу сделать? Ты подожди немного, подожди — может, я еще обрадуюсь.… Иди ко мне!

Запах черемши продержался долго, почти до марта. Потом подул теплый ветер, и в городе запахло другим: свежестью, первыми цветами и пылью. В апреле стало совсем тепло — хоть рубашку надевай. Часто моросил дождик, на деревьях распустились листья. В мае весь город наполнился дурманящим запахом сирени. Сирень цвела повсюду: в парках, скверах, школах, детских садах, во дворах, просто вдоль тротуаров.

Наконец—то, открыли новый мост.

В начале лета Сунжа за пару дней из медлительной и сонной реки превратилась в бурлящий поток. Вода ревела, как реактивный самолет, заглушая все вокруг, уровень поднимался с каждым часом. Вечером мутный поток полностью скрыл гранит набережной, перевалил за ограждение и устремился в парки. Нижнюю часть сквера Лермонтова затопило полностью: вместо клумб и асфальта плескалась грязная вода, плавали обломки деревьев. Через день вода спала, но последствия устранялись еще долго.

Отцвела визитная карточка Северного Кавказа — вонючка, имеющая почти никому неведомое красивое латинское название, и на город опустилась жара. Солнце палило с самого утра, к полудню асфальт раскалялся так, что плавился под ногами. Далекие снежные вершины угадывались на горизонте только рано утром, пока воздух не заполнял смог и испарения. Улицы опустели, фонтаны оккупировали загорелые дочерна пацаны. В двухкомнатной квартире на Минутке были открыты все окна, но легче не становилось.

Опасных разговоров Ира больше не заводила, то ли смирившись, то ли полностью уйдя в свои ощущения. А может, надеялась, что время само все расставит по местам. Она и сама этого точно не знала. А Борис… Борис тоже ждал. Ему вдруг стало неприятно смотреть на ее округлившийся живот. От этого становилось стыдно, но ничего поделать с собой он не мог. Переводил взгляд на светящиеся глаза и заклинал про себя: «Только бы не заметила!» Еще недавно он глаз не мог отвести от тонкой фигурки жены. А ночью — когда она выходила из душа и, немного смущаясь, специально задерживалась на пороге комнаты!.. Поблескивали капли влаги на обнаженной коже, и Борис чуть не задыхался от счастья. И вот… Господи, почему все так сложно?

Жара не спадала.

В августе Борис отвез жену в роддом. В открытое окно такси врывался раскаленный воздух, над асфальтом кривлялось марево, в голове царила растерянность.

Дома легче не стало. Квартира, ставшая пустой и непривычной, давила, в голову лезли дурацкие мысли. Борис включил вентилятор, лег на диван. Не помогло: мир изменялся на глазах и будущее пугало. Борис оделся, вышел на улицу. В полупустом вечернем магазине купил бутылку «Российского», вернулся домой.

Теплое вино ударило в голову сразу. «Ну вот, — подумал Борис, — а говорил, что не напьюсь».

В понедельник он собрался с духом, заперся в кабинете и позвонил в роддом.