Нас предала Родина - [16]

— Насмешливая, — вздохнул Борис. — И потом, ты так быстро уехала…

— Ну, да, — усмехнулась Ира, — три недели это так быстро.

— Две с половиной, даже меньше.… А почему ты уехала? Что-то случилось?

Ирина помолчала, оглянулась по сторонам. Улица стремительно пустела, все дернулись в сторону дверей магазина: похоже, начинался розыгрыш.

— Мама умерла.

— Извини… — испугался Борис.

Толпа у дверей разрасталась и разрасталась, всем хотелось побыстрее услышать номер — свой номер. Борис молчал, не зная, что же теперь говорить.

— Ничего, — Ира снова тряхнула головой, улыбнулась. — Насмешливая, значит? Вот оно что.… А я все не могла взять в толк, все ждала, решится ли на что-нибудь этот мальчик?

— Ты? Ждала?

— Я, — подтвердила Ира. — Ждала. Удивлен?

— Я думал, ты меня вообще не замечаешь.

— Тебя трудно было не заметить. Такие редкие волосы.

— Почему редкие? — удивился Борис. — Нормальные. Ну не густые конечно…

— Господи, Боря! — засмеялась Ира. — Ты что, в самом деле? Цвет редкий — пепельный. Цвет, а не волосы! С тобой не соскучишься!

Цвет? Какой еще цвет?.. Снова заколотилось сердце. Она помнит имя. Ждала? Назвала по имени! Борис снова вытащил платок, промокнул лоб. Ждала!

— Ира… — как же приятно звучит ее имя, — Ира, знаешь, я потом несколько раз к твоей школе подходил. Думал встречу.… Специально с занятий хилял, чтоб успеть.

— Да ты что? — опять засмеялась Ирина, и Борис сразу подумал, что сморозил глупость. — Несколько — это сколько? Два?

— Пять, — вздохнул Борис.

— Ого! Почти подвиг! Надеюсь, пропуск занятий не повлиял на успеваемость? А потом?

— Потом я заболел, а потом… потом…

— Ясно, замнем. Так как насчет успеваемости — поступлению не помешало? Ты вроде в «Нефтяной» собирался?

— Не помешало, поступил, — надо же, помнит. — Окончил четыре года назад, сейчас на заводе. А ты?

С противоположной стороны раздался восторженный вопль: кто-то стал счастливым обладателем подписки. Ира оглянулась, мотнув черной гривой — у Бори опять сперло дыхание — деловито спросила:

— Ты как, собираешься здесь ждать, когда разойдутся? Или тоже полезешь?

— Да нет, туда еще часа два не пробраться.

— Тогда, что будем делать?

— Мы? — обрадовался Борис. — А что ты хочешь?

— Боря! Может, решение примет мужчина?

— Тогда.… Тогда пойдем, погуляем.

— Отличное предложение! — улыбнулась Ирина. — Пойдем… Зажигалку подними.

Полуденное солнце палило немилосердно, от нагретого асфальта поднималось марево, хотелось нырнуть куда-нибудь в бассейн. Или хотя бы в тень. Проспект Революции в сторону «Аракеловского» не привлекал: липы, посаженные не так давно вместо старых роскошных деревьев, тени почти не давали.

Перешли пустынный проспект. Тонкие каблучки оставляли в разогревшемся асфальте маленькие ямочки — как у птицы, подумал Борис. Небольшой сквер встретил прохладой, летали пчелы над цветами, носились дети, и уродливой громадой возвышалась в центре городская Доска Почета.

Все лавки были заняты.

Замедлив шаг, молча прошли через сквер, не сговариваясь, перешли дорогу и нырнули в другой сквер — большой и тенистый.

— А вот там я работаю, — показала налево Ира.

— Где, — Борис проводил руку взглядом, — в библиотеке Гайдара? Или в детском саду?

— Ого! — засмеялась она. — Растешь! Нет, в Управлении статистики — вон там. Уже два года, после института.

— А где ты учила…

Ира схватила Бориса за руку, потянула.

— Идем быстрей, лавочка освободилась. Эх, не успели… — бросила руку. — В Ростове, в РИНХе.

Борис засмеялся, поймал удивленный взмах ресниц.

— Не обижайся, название смешное. Как это расшифровывается?

— Ростовский на Дону институт народного хозяйства. Правда смешное, а я и не замечала. Ну, ваш-то не лучше — ГНИ! Мы сегодня найдем, где присесть?

Борис, осмелевший от прикосновения прохладной ладони, огляделся по сторонам — свободные лавки только на солнцепеке — и предложил.

— Мы не будем ждать милостей от природы — мы их сами создадим. Пошли в «Горный родник», коктейль выпьем.

Площадь Ленина простреливалась солнцем насквозь. Людей почти не было, только запоздалая свадьба, выполняя странную традицию, возлагала цветы памятнику Владимиру Ильичу. Лавочки, раскаленные и сонные, приглашали напрасно: желающих попариться не находилось. Лишь на одной сидела одетая в пальто старушка и, опираясь на клюку, с грустной улыбкой смотрела куда-то вдаль, в глубь времен. Что она там видела? Может, ту же площадь лет сорок назад? На пятом Жилстроительстве нет еще знаменитой антенны, Аракеловский еще не гастроном, и площадь вместо асфальта покрыта булыжником. Но так же сияет солнце, и идет по булыжной мостовой она, молодая и красивая, в длинном непривычного покроя платье и в шляпке. А рядом ее спутник — в широких штанах, парусиновых туфлях и тоже в соломенной шляпе. Они о чем-то говорят, смеются, им весело и вся жизнь впереди — светлая, прекрасная. И не знает еще девушка в соломенной шляпке, что ее любимый сгинет через несколько лет где-то под Вязьмой, что так и не судьба пройтись с ним по вновь заасфальтированным, но таким же узеньким улочкам. А она будет жить, жить и жить. Смотреть, как расцветает родной город, смотреть на молодых, идущих по площади. Смотреть, радоваться и завидовать: уж они-то никогда не узнают, что такое война.