Нарвское шоссе - [64]
Вскоре подъехала такая же двуколка. Мы погрузились в нее и поехали в сторону недальней деревни. На оставленный берег я особенно и посмотреть не успел. То с санинструктором беседовал, то глядел на этот самый портфель, то грузился. А вообще уже довольно давно стоит тишина, и какая-то она подозрительная. Так и ждешь чего-то, что разобьет ее, как стекло булыжником.
Авторский комментарий
Герой уже не сможет поглядеть на оставшуюся позади полосу берега возле деревни Калмотка. И очень многих, оставшихся на том берегу, он уже не увидит тоже. Тишина над Лугой не зря кажется ему подозрительной.
Отрывок из отчета коменданта укрепленного района.
«ДОТы 2-й линии – всего 11 штук, жили и дрались до 19.00 21.8.41, последняя связь с ними нарушилась со сдачей Калмотки противнику в 19.00 21.8.41. Причем, по словам командира батальона 546 сп 191 сд т. Петрова, точка № 17, в которой находится командование 263 апб, блокирована в 12.00 21.8.41, но связь Петрова с № 17 была до 17.00, и комбат т. Голышев просил деблокировать его точку, но 546 сп этого не сделал, а ушел на правый берег р. Луга.
Таким образом в 17.00 21.8.41 связь с дотами Дубровского узла прекратилась».
На правый берег пробились немногие. Комбат и военком батальона отходили последними и были расстреляны противником во время преодоления реки Луги вплавь.
Лечился я еще дня четыре или пять. Сколько точно – не могу сказать, потому что началось отступление и мы несколько раз переезжали с места на место. Да еще и нас, раненых, передали медикам пулеметного батальона, поскольку большая часть наших медиков осталась на левом берегу.
Как и большинство из батальона, включая командира и комиссара. За Лугой остались только несколько дотов в Кошкинском узле обороны. Вообще он располагался на обоих берегах реки, а его заречная часть воевала еще несколько дней. Другие раненые мне рассказали, что стрелковая дивизия и наши отошедшие из-под Нарвы артпульбатовцы пытались вернуть Кингисепп, и это почти что получилось. Но немцы подбросили резервы и оттеснили атакующих от города. А дальше они начали наступать от города по правому берегу в сторону Кошкинского узла, заходя нашей второй линии в тыл, а потом нажали и на левом берегу. К вечеру того дня, когда я загремел к медикам, немцы вышли на берег. Я спрашивал, видел ли кто-то тех, кто переправился на наш берег, уходя от немцев, но мне никто точно сказать не смог, были ли они. Тех же из нашего дота, кого ранило раньше меня, уже не было – их отправили куда-то дальше. Двое бойцов были из соседних дотов – один ранен в той контратаке на Дубровку, а второй – чуть попозже при обстреле. Раны у них были не тяжелые, поэтому они пока долечивались тут. Но они тоже ничего сказать мне не могли про ребят из нашего дота. Мне как-то не верилось, что они погибли или попали в плен. Может, это неправильно, но… не верил, и все. Не мог тот же Федор Ильич, провоевавший столько лет, так вот взять и погибнуть! Да и про остальных в голове не укладывалось. Умом я, конечно, понимал, что это могло случиться с каждым: какой-то паршивый немецкий артиллерист за десять километров так установит прицел – и человека нет. А установит прицел не так – только ранен или вообще невредим.
Наша санчасть переехала в Манновку, потом в Костино. Санитарного транспорта не хватало, так что перевозились любой попуткой. Голова понемногу отходила. Мне давали какие-то порошки и микстуры, меня все реже шатало. Я даже пытался помочь медикам – в пределах возможного.
В основном я лежал и думал. Иногда читал книжку – ее мне дали хозяева избы, в которой мы были в Манновке. Она к ним попала из помещичьей усадьбы и то ли тогда, то ли позже лишилась обложки и первых страниц. Зато сзади нашлось название: «Жизнь двенадцати цезарей». Издание старое, аж 1904 года, еще со старым алфавитом. Читать я помногу не мог: голова еще была не очень, да и через старые буквы продираться оказалось сложно, часть текста я вообще не понимал. А в одном месте полстраницы напечатано латинским шрифтом – тоже мне, называется, перевод![24] Прямо как современные электронные переводчики – что-то вообще не переведут, а в чем-то слишком постараются с переводом. Вот, помню, как вышел новый роман Джорджа Мартина, еще на английском, Толька Рыжий, который от Мартина фанател, решил не ждать перевода на русский. Скачал из инета и перевел электронным переводчиком. Потом это у него было любимое развлечение: читать, что получилось, и ржать.
Он мне рассказывал, что там есть такой перс – лорд Джайлз Росби. Так вот, переводчик перевел его имя и титул как «Бог Гильза». Еще что-то было про другого лорда, который имел свой стул. Больше уже не помню, но такой перевод ржачный вышел, что специально не придумаешь. Журнал инженерный никуда не делся, но я его почти весь наизусть знал.
Вот так и читал по десятку страниц в день – больше не получалось. И думал. О себе и о своих товарищах. И о том, что будет дальше. О себе – что я, наверное, как пуля в ране в этом времени и меня прямо выталкивает из него. Я чуть раньше как-то подумал – правда, недолго, потому что таких мыслей немного испугался, – что я, как нездешний в этом времени, здесь недолго задержусь, и меня убьют, и тем самым все станет на свои места. Меня не будет, и все останется по-здешнему.
