Нарушенный завет - [84]

— Мы условились, что послезавтра утром Охината ко мне зайдёт. Вышло очень удачно. Во всяком случае, вы с ним переговорите.

Предложение адвоката влило мужество в обессиленное сердце Усимацу, вызвало в нём желание снова взяться за работу.

Но это не всё. Усимацу узнал от Гинноскэ об Осио… Как глубоко взволновали Усимацу её слёзы, её решимость! Болезнь отца, уход мачехи и другие беды, свалившиеся на голову Осио, — всё это заставляло его ещё больше дорожить её чувством. Он в отчаянии, в полной безысходности, открывает ей тайну своего происхождения, прощается, а она тайком льёт из-за этого горькие слёзы. Значит, есть человек, который, выслушав хотя и позорную, но чистосердечную исповедь души, отдаёт ему, презренному «этa», свою жизнь.

— Вот видишь, какая это крепкая девушка, — добавил Гинноскэ.

На следующий день Гинноскэ взялся улаживать дела друга. Он сходил в школу и в Рэнгэдзи, побывал и у Осио. Собрал все вещи Усимацу в Рэнгэдзи, отобрал из них самое нужное, оставил на хранение в храме лишнее, — словом, действовал очень продуманно. Кроме того, Гинноскэ рассказал об Осио и вдове Рэнтаро и адвокату. Женщина всегда сочувствует женщине. А печальная судьба Осио особенно тронула сердце вдовы. Дальше больше — она заявила, что хотела бы взять её с собой в Токио — жить вместе, а когда судьба Усимацу определится, выдать её за него замуж — вроде как свою младшую сестру. Им поможет адвокат. Оставив всё на попечение Гинноскэ и адвоката, Усимацу решил как можно скорее уехать из Ииямы.

Глава XXIII

Наступил день отъезда. С самого рассвета шёл мокрый снег, навевавший печаль на готовившихся к отъезду обитателей гостиницы.

Рано утром перед гостиницей остановились сани. Из саней вышел господин в дорогом драповом пальто и велел возчику саней доложить о себе адвокату, Адвокат вышел ему навстречу со словами: «А, Охината!» Охината явился точно, как было условлено, для чего ещё до рассвета выехал из Симо-Такаи. Несмотря на приглашение «войдите», он всё же не вошёл, а остался в прихожей и здесь же советовался с адвокатом по юридическому вопросу. Окончив дела, Охината высказал соболезнование по случаю смерти Рэнтаро и поспешно собрался уходить. Но адвокат задержал его и рассказал ему про Усимацу.

— Прошу вас, войдите… здесь и вдова Иноко-куна, и Сэгава-кун, о котором я вам сейчас говорил. Вам нужно непременно познакомиться с ним. Ведь тут разговаривать неудобно, — убеждал его адвокат. Но Охината только горько улыбался. Как его ни уговаривали, он ни за что не хотел войти. Он в скором времени будет в Токио и навестит жену Иноко-куна там. Тогда он увидится и с Усимацу. Раз уж дело касается человека такого склада, это устраивает обоих. Подробности же по приезде в Токио. Он был непоколебим.

— Вы сегодня так торопитесь?

— Я вовсе не тороплюсь, но…

При этих словах адвокат заметил на лице у Охинаты выражение затаённого страдания.

— Тогда сделайте так, — сказал он, подумав. — У Верхней переправы есть ресторанчик. Мы все условились встретиться там сегодня утром, чтобы проводить уезжающих. Должно быть, там будет и близкий друг Усимацу. Может быть, тогда Охината пойдёт вперёд и подождёт их там? Очень хочется всё же познакомить его с Усимацу. — Так снова и снова убеждал его Итимура.

— Ну, хорошо, я буду ждать вас там, — согласился наконец Охината и, так и не войдя в комнаты, ушёл.

— Охината, по-видимому, кое-что вспомнил, — сказал про себя адвокат и, вернувшись в комнату, где вдова и Усимацу занимались сборами в дорогу, смеясь рассказал им о своём госте.

Пришёл и Сё-дурак из Рэнгэдзи. Он сказал, что его послала оку сама передать прощальные подарки. Отдельно он вручил Усимацу пару соломенных сандалий и покрышки на носки для защиты от снега — свою собственную работу. «Примите от меня маленький подарок», — сказал он. Усимацу вспомнил дни, прожитые в Рэнгэдзи, и ему стало как-то грустно расставаться даже с Сётой. Вспоминаешь о том, что прошло, и видишь, как изменилась жизнь у всех обитателей Рэнгэдзи! И у настоятеля, и у окусамы, и у Осио, и у него самого. Единственный, у кого ничего не изменилось, — это Сёта, которого все почему-то зовут дураком. Вот о чём думал Усимацу, навсегда прощаясь с этим звонарём, не имеющим ни семьи, ни близких, до конца своих дней остающимся похожим на ребёнка.

Пришёл и Сёго. «Дайте я понесу ваши вещи», — попросил он. Уже была приготовлена кладь для одних саней. Туда поставили гладкий деревянный ящичек с прахом Рэнтаро, завёрнутый в белое полотно и покрытый сверху чёрным, чтобы он по возможности не бросался в глаза. На сани погрузили ещё разные вещи, оставшиеся от Рэнтаро, а также багаж Усимацу. Избегая встреч с кем бы то ни было, вдова и Усимацу решили до верхней переправы пройти пешком и нанять ещё пару саней у ресторанчика на противоположном берегу. Провожаемые возгласами: «Всего хорошего!» — они вышли из гостиницы.

Мокрый снег сыпал и сыпал. На возчиках были круглые шляпы из ивовых прутьев, синие полотняные штаны и стёганые перчатки. Один из них впрягся в сани, другой подталкивал сзади. «Хо! хо!» — подбадривающе покрикивали они. Усимацу вместе с остальными тихо шёл следом за прахом учителя и под скрип скользящих по снегу саней думал о своей жизни. Сомнения, страх — о, эти страдания, о которых он не мог забыть ни днём ни ночью, наконец-то они покинули его! Теперь он свободен как птица. Как радостно вдыхал он холодный утренний воздух. Ему казалось, что, сбросив с себя тяжесть, он словно воскрес. Как моряк, вернувшийся после долгого плавания домой, Усимацу готов был целовать родную землю. Нет, охватившее его чувство было ещё радостней. И ещё печальней. Он шёл по похрустывающему под ногами снегу, и весь этот мир казался ему теперь его миром.