Нарушенная клятва - [3]

Тилли часто думала, как бы она сумела выжить, если бы не семья Дрю, большинство членов которой — как мужчин, так и женщин — работали на шахте Марка Сопвита. Бидди Дрю приняла ее в своей дом — лачугу, в двух каморках которой и так уже ютились десять человек.

Вот так, выстраиваясь одно за другим, как фрагменты мозаики, эти события привели Тилли в шахту. То было кошмарное время, а наибольшим кошмаром стали трое с половиной суток, проведенные ею в затопленном наводнением штреке, в кромешной тьме вместе с хозяином шахты — Марком Сопвитом. В результате чего он лишился обеих ступней, а сама Тилли чудом осталась жива.

Потом он снова позвал ее к себе — ухаживать за ним. Тилли с самого начала почувствовала, какую цель он преследует, и когда в конце концов он предложил ей делить с ним постель, она отказалась, хотя и сознавала, что у любви, которую она питала к Симону Бентвуду, нет будущего.

О том, что даже кажущаяся бессмертной любовь может погибнуть от одного-единственного нанесенного ей удара, Тилли было суждено узнать в тот самый день, когда она услышала о смерти жены Симона, случившейся несколькими неделями раньше. Тилли ринулась к Симону душой и телом — и нашла его в сенном сарае с той же самой женщиной, которая сломала жизнь ее хозяину, причем женщина эта была также нага, как в тот день, когда появилась на свет.

И хотя любовь Тилли умерла при виде этого зрелища, боль осталась. И оставалась еще какое-то время — до той ночи, когда она добровольно отдала себя человеку, на которого смотрела сейчас затуманенными от слез глазами.

Нежно коснувшись пальцами бледной щеки, она прошептала:

— О, Марк! Марк! Что я буду делать без тебя?

Отняв руку от его лица, она положила ладонь на свой слегка выступающий живот. Марк так ждал рождения ребенка. Как раз за день до смерти он написал своему поверенному, прося приехать по возможности быстрее.

Тилли не знала, что именно он написал в этом письме; знала только одно — Марк написал его после того, как она обещала ему выйти за него замуж. Теперь она сама удивлялась, почему раньше на все его неоднократные просьбы отвечала отказом. И все же она знала, почему. После отъезда жены Марка его друзья на некоторое время отдалились от него, а известие о том, что он взял ее, Тилли, в любовницы, еще больше накалило обстановку. Так что, согласись она стать его женой, на нее стали бы смотреть, как на ловкую интриганку, и положение Марка в графстве ухудшилось бы, поскольку никто не стал бы принимать ее у себя.

Подобная перспектива совершенно не волновала Марка, однако волновала ее. Находясь в изоляции, он нуждался в друзьях. Он мог сколько угодно повторять, что ему не нужно от жизни ничего, кроме нее, но она знала, что ему необходимо и другое общество.

Этой потребности не могли удовлетворить ни редкие — всего два-три раза в год — приезды детей, ни ежедневное общение с мистером Бургессом, их бывшим учителем. Марку требовался контакт с внешним миром. Временами Тилли казалось, что он замышляет снова открыть шахту. Она догадывалась, что, когда Мэтью, унаследовав деньги своего деда, предложил отцу помочь с этим делом, Марк испытал сильный соблазн согласиться, но как раз примерно в то же самое время у него начались проблемы с сердцем, и врач посоветовал избегать всяческих треволнений. И шахта осталась затопленной за исключением тех мест, откуда вода ушла естественным путем.

Шли годы, но Тилли никак не могла забеременеть, хотя страсть Марка к ней была такова, что ей давно уже следовало быть окруженной целым выводком детей. Но однажды утром, проснувшись, она с изумлением поняла причину своего странного самочувствия, непохожего на болезнь, но все же достаточно неприятного. Когда она поделилась новостью с Марком, он расхохотался и смеялся так долго, что у него внутри все заболело, а потом привлек ее к себе и, крепко прижав к груди, сказал:

— Ведь ты всегда этого хотела, правда? И теперь тебе придется выйти за меня замуж. — И добавил неожиданно мрачно, как будто предчувствуя, что его ждет: — А после того, как это будет сделано, я умру счастливым, потому что тогда, Тилли Троттер, я буду знать, что Тилли Сопвит будет жить в достатке и покое до конца своих дней.

Наклонившись, Тилли прильнула губами к холодному иссиня-бледному лбу. Она в последний раз прикасалась к Марку, в последний раз видела его, потому что уже совсем скоро его должны были снести вниз. Тилли отвернулась, ничего не видя перед собой; боль, не покидавшая ее сердца, теперь была не такой острой и пронзительной, как в ту минуту, когда она нашла Марка мертвым в его кресле, а тупой, тяжелой. Боль заполняла все ее тело, разливалась по рукам и ногам, и единственным желанием Тилли было рухнуть там же, где она стояла, и уснуть — уснуть вечным сном вместе с Марком. Это было бы лучше всего.

Тилли вышла из библиотеки, прошла через холл, поднялась по лестнице. Она знала, что сейчас дети Марка ожесточенно спорят в гостиной.

До своего отъезда из дома четыре года назад двое из мальчиков и девочка, казалось, вполне спокойно и доброжелательно относились и к ней, и к тому положению, какое она занимала в доме. Трое из четверых, — но не Мэтью. Он так и не примирился с этим. Временами он вел себя с ней так же, как вел себя маленький мальчик, с которым она встретилась в детской много лет назад.