Народные сказки и легенды - [22]
Три года они, по примеру своих родителей, прожили в счастливом браке, когда граф Гомбальд вдруг услышал о чудесном сне Рихильды. Людская молва, как известно, всегда всё преувеличивает. Пошли слухи, что графиня, зная, что не может разделить с рыцарем свою любовь, решила уйти в монастырь.
До сих пор Гомбальд испытывал только тихую радость и спокойное блаженство в кругу семьи и в объятиях достойной любви супруги. Ни одна искра ещё не упала в трут его страсти и не воспламенила её, но теперь в сердце графа проснулось вдруг страстное желание, исчезли покой и удовлетворённость, и родилась безумная мысль, тайно питавшаяся постыдной надеждой, что, может быть, смерть супруги разорвёт брачные оковы и вернёт ему свободу.
Так или иначе, неотступная мысль о прекрасной Рихильде испортила сердце прежде хорошего и добродетельного человека, сделав его восприимчивым ко всяким порокам. Где бы он ни был, куда бы ни шёл, перед ним всегда витал образ прелестной графини Брабантской. Его самолюбию льстило быть единственным мужчиной, овладевшим сердцем гордой красавицы. Распалённое воображение в самых ярких красках рисовало ему картины обладания ею, тогда как собственная жена всегда оставалась в тени. Вся любовь и привязанность к ней погасли в его сердце, и он желал только одного — освободиться от неё. Жена вскоре заметила холодность мужа и удвоила нежность к нему. Любой его намёк был для неё приказом, но ни в чём она не могла ему угодить. Он стал угрюмым, мрачным и ворчливым, покидал её при каждом удобном случае, — уезжал в свои сельские замки или бродил в лесах, в то время как супруга сидела дома одна, грустила и горевала так, что даже камень и тот сжалился бы над ней. Однажды, раздражённый её любовными излияниями, муж вспылил:
— Что ты постоянно скулишь и стонешь, как сова? Мне это опротивело! Ведь ни тебе, ни мне твои причитания не помогут!
— Дорогой господин, — отвечала кроткая страдалица, — оставьте мне мою боль. Я очень расстроена, и тому есть причина. С некоторых пор я утратила вашу любовь и благосклонность и не знаю, что послужило причиной такой немилости. Если я только достойна, скажите, чем вы недовольны, чтобы я знала, как я должна измениться.
Гомбальда глубоко тронули эти слова.
— Добрая жена, — сказал он и ласково взял её за руку, — ты ни в чём не виновата, но я не хочу скрывать от тебя, что меня угнетает и что ты все равно не сможешь изменить. Меня мучают угрызения совести. Ведь наш брак кровосмесительный, а это великий грех, и нам не искупить его ни в этом мире, ни на том свете. Ты видишь, как совесть мучает меня день и ночь и жжёт мою душу.
В те времена совесть, особенно у больших господ, была утончённой, хрупкой и чувствительной, подобно оболочке на костях, называемой надкостницей, малейшее повреждение которой причиняет сильную боль. Эту боль легко можно заглушить и усыпить снотворным, и тогда повреждённое место смело можно пилить и сверлить, но рано или поздно она все равно проснётся и вызовет под мозговой оболочкой сильное жжение и зуд. Однако ничто так не угнетает и не бывает более чувствительным, как сомнительный брак в запрещённой степени родства.
С давних пор, как правило, все христианские короли и князья одной династии не могли заключать браки вне своего клана и поэтому вынуждены были выбирать жён среди своих тёток и двоюродных сестёр, и, пока последние были молоды и красивы, чувственная любовь убаюкивала нравственные начала, погружая их в наркотическую дремоту. Когда же любимая кузина начинала стареть, или пресыщение порождало скуку, или другая женщина оказывалась более привлекательной, просыпалась вдруг нежная совесть благонравного супруга, преследуя и угнетая его, не давая ни покоя, ни отдыха, пока он не получал от Святого Папы в Риме разводного письма. Что до кузины, то она шла в монастырь, вынужденная уступить свои супружеские права другой, свободной от претензий канонического права. Так, Генрих VIII, побуждаемый угрызениями хрупкой совести, освободился от своей супруги Екатерины Арагонской, что не помешало ему в полном согласии с той же самой совестью по ложному обвинению в запретном флирте обезглавить двух её преемниц. Таким же образом, как утверждают историки, до него освободились от своих жён очень многие совестливые князья и монархи, хотя его примеру не последовал, пожалуй, ни один из благочестивых королей. Поэтому нет ничего удивительного, что граф Гомбальд, как только ему представился случай завести любовную интригу с другой взволновавшей его чувственность женщиной, стал испытывать мучительные угрызения совести из-за слишком близкого родства с собственной супругой. Добрая женщина, напротив, старалась, как могла, успокоить его совесть. Но её старания были напрасны.
— Ах, любимый супруг! — говорила она. — Если вы не имеете никакого сострадания к вашей несчастной жене, то сжальтесь хоть над невинным залогом вашей умершей любви, который я ношу под сердцем. Если бы сейчас я могла дать его вам в руки, может, тогда вас тронул бы вид невинного малютки, и вы вернули бы мне своё сердце.
Поток горьких, солёных слёз хлынул вслед за этими словами, но медное сердце жестокосердого человека не чувствовало и малейшей доли страданий супруги. Он поспешил покинуть её, вскочил на коня и поехал к архиепископу в Мехелен, где за большие деньги выкупил разводное письмо, после чего сослал верную добрую жену в монастырь, где тоска и печаль совсем иссушили её. В назначенный час у неё родилась дочка. Мать ласкала её, прижимала к груди и орошала горючими слезами. Но ангел смерти уже стоял у изголовья несчастной женщины и скоро закрыл её глаза. Так что не долго довелось ей любоваться на своё прелестное дитя.
