Народные сказки и легенды - [2]

Я вполне доверяю вашим литературным познаниям и полагаю, Вы знаете, в какой цене сейчас модные нынешние книги, предназначенные для приятного времяпрепровождения и развлечения души. Если же служба ключаря в церкви Святого Себальда препятствует расширению ваших познаний, то не хочу оставлять Вас в неведении, что за последнее десятилетие в модных книгах преобладает жалкая сентиментальность.

Немецкие писаки обрушили на читателей больше чувствительных романов, чем некогда горячий южный ветер с Чермного моря[2] перепелов на лагерь израильтян. Поэтому нет ничего удивительного, что немцев, так же как в те далёкие времена израильтян, уже тошнит от однообразной пищи и они нуждаются в смене ощущений. Что может быть справедливее стремления удовлетворить их вкус?

По моему мнению, которое, впрочем, я не собираюсь никому навязывать, пора наконец оставить в покое сердечные чувства и прекратить слезливые адажио, а вместо этого развлечь скучающую публику прекрасной игрой теней волшебного фонаря[3].

Вы обнаружили бы большое невежество в психологии, дорогой господин Рункель, если бы позволили себе усомниться, может ли игра воображения тоже доставлять удовольствие, или, другими словами, могут ли народные сказки выдержать сравнение с сентиментальными сочинениями. Это доказывало бы, что Вы ещё мало размышляли о природе человеческой души, иначе опыт должен был бы научить Вас: именно Фантазия — любимейшая её подруга. Она сопутствует нам на протяжении всей нашей жизни — от первых душевных побуждений раннего детства и до полного увядания в глубокой старости. Ребёнок оставляет любимую игрушку — куклу, лошадку и барабан; отчаянный уличный мальчишка тихо и послушно сидит, когда сказка, — эта удивительная небылица, — раскрывает перед ним мир чудес, и с напряжённым вниманием часами слушает её, тогда как рассказы о действительных событиях утомляют его, и он при первой возможности норовит убежать от нравоучительного пугала.

Неистребима в нас жажда Чудесного. Фантазия, хотя и является всего лишь одной из низших проявлений души, царит над Разумом, как, зачастую, хорошенькая служанка над хозяином дома. Так уж устроена человеческая душа, что она не всегда довольствуется картинами реального мира. Её деятельность в царстве предполагаемых возможностей безгранична. Необозримые просторы вселенной и бескрайняя даль океанов — всё ей доступно. Чем были бы наши мыслители и поэты, изобретатели и ясновидцы без благотворного влияния на них фантазии? Даже строгие мудрецы иногда позволяют себе тайные свидания с ней, мешая возможность с действительностью и развлекая себя мечтами. Или пользуются чужим волшебным фонарём для философского исследования души, ибо мыслителю подобает не только замечать, как мыслят и поступают люди в условиях реального мира, но и представлять для собственного удовольствия, как бы они вели себя в мире воображаемом.

Отсюда Вам, дорогой друг, будет легко понять, что игра воображения — сказка — вполне пригодна для души и что досточтимая публика ничего не теряет, позволяя развлекать себя народными сказками вместо душещипательной пискотни. По крайней мере, итальянцы очень благосклонно приняли народные сказки Гоцци, придавшего им драматические формы.

Теперь Вы сможете без труда объяснить себе смысл аллегорической виньетки на титульном листе, над которой без предварительного разъяснения Вы напрасно ломали бы голову. Кто не заметит, как Гений Разума доверчиво льнёт к полнотелой нимфе — Фантазии — и послушно следует за ней в область её воображаемых воздушных замков? Или, иными словами, кто не увидит, что и здесь, по обычаю нашего времени, Фантазия уводит за собой Разум? Вместе с этим благонамеренным указанием считаю не лишним для Вас и другое объяснение. Вы легко могли впасть в заблуждение, если бы решили, что рассказчик этих народных сказок задумал настроить читателей на иной лад. Желать этого было бы весьма рискованно. Если даже Клопшток, при всём его авторитете и влиянии, не позволил себе в изданном им орфографическом словаре передвинуть ни одной буквы, то как писатель без имени мог бы осмелиться изменить вкусы публики? Послушайте, дорогой друг, как обстоит дело.

Многие, в том числе и знаменитые, мужи осознали необходимость перемен, открыв для себя новое поле деятельности — развлекательную литературу, дабы не угас читательский энтузиазм, поддерживающий жизнь в благородных книжных фабриках. Учёный ректор Фосс[4], чьё имя не может быть Вам не известно, ибо школа тесным образом связана с церковью, первым из нас пришёл к мысли отвратить читающую публику от затасканной сентиментальности и вернуть её к некогда знакомой, но уже утратившей свежесть, игре фантазии. Он на скорую руку подогрел известное восточное блюдо — сказки «Тысяча и одна ночь», не сдобрив его и малейшей долей пряностей. Это кушанье давно уже потеряло острый вкус новизны, и, хотя в фоссовской кухне не приобрело его вновь, его успех, во всяком случае, доказал, что мастер повар правильно всё рассчитал и приготовил обед с учётом вкуса публики. Одновременно приятель Бюргер-мыловар[5] взялся решить ту же задачу, задумав переплавить всю массу и из этой своеобразной смеси создать продукт, который не обманул бы ожиданий публики. Но то ли огонь у него преждевременно угас, то ли масса разварилась или прокисла, а, может, не достигла достаточной консистенции, — так или иначе, своё обещание он не выполнил и поныне. Как говорят в таких случаях: «Не всё сбывается, о чём мечтается». Тем не менее, я счёл полезным привести эту историческую справку.