Народная Русь - [23]

Да и во многом-множестве иных случаев житейского обихода возлагала простодушная старина надежды на помощь и покровительство своих благожелательных светлых духов, обитавших в домашнем очаге. Все эти умилостивлявшиеся пламенем божества объединились впоследствии в одном живучем существе — Домовом (зовущемся также «хозяином» и «дедушкой домовитым»). При этом перевоплощении, вызванном рукою всесокрушающего времени, яр кий облик могущественного духа огня побледнел, растеряв по пути не веков немалую долю своей силы-мощи. Даже самая память о нем стала смутным преданием полузабытого прошлого, заслоненного от внутреннего мира современного пахаря туманной дымкою новых наслоений бытового суеверия. Пожалуй, даже не узнать в теперешнем Домовом и отдаленнейшего родича божества языческой Руси, — до того расплылись все его когда-то резко проступавшие черты при последовательном многовековом видоизменении; до того разменялись на мелочи его стихийные свойства и обязанности. Народ даже выселил его из самого очага, перенеся местопребывание старого в подпечек, — куда и обращаются в подобающих случаях ведуны-знахари наших дней.

Пытливый исследователь воззрений славян на природу вызвал из туманного мрака забвения бесхитростный образ этого заботливого хранителя семейного очага. Домовой, в его обрисовке, самое старшее и почетное лицо в семье домохозяина, к которой и принадлежит по восходящей линии, как праотец (дед), положивший основание очагу и собранному под единый кров союзу родичей. Он, обыкновенно, носит хозяйскую одежду, но всякий раз успевает положить ее на место, как только она понадобится большаку семьи. Он видит всякую мелочь, неустанно хлопочет и заботится, чтобы все было в порядке и наготове, — здесь подсобить работнику, там поправить его промах. Его хозяйскому глазу приятен приплод всякой домашней животины; он недолюбливает излишних расходов и сердится на них. Если ему житье по душе придется, то он служит домочадцам и зорко смотрит за всем домом и двором. Он сочувствует каждой семейной радости, печалуется о каждом семейном горе. Он даже предупреждает почтительно относящихся к нему семьян о каждой грозящей им откуда бы то ни было опасности.

До сих пор на старой-кондовой Руси соблюдается еще немало связанных с почитанием домашнего очага обычаев свадебного обихода. В стародавние годы ни одна невеста не уходила перед венчанием из родительского дома, не простившись с его огнем. Прощание сопровождалось особыми обрядами, мало-помалу исчезавшими из житейского обихода. При этом пелись подружками невесты и особые песни-«огнянки»; но и от них не дошло до наших дней почти никакого следа. Перед домом жениха невесту также встречал огонь: выбегал навстречу дружка с горящей головнею из женихова очага в руках. «Как ты берегла огонь у отца-матери, так береги и в мужнином доме!» — приветствовал он молодую, троекратно обегая вокруг нее. Только успевала она вступить в хату, как ее вели к пылающему очагу и здесь осыпали тремя пригоршнями зерна, — в знак того, что она присоединялась к семье и в пожелание плодородия в супружеской жизни. С этой минуты новобрачная поступала под покровительство светлого духа, присутствие которого в домашнем очаге оберегало всю семью от «напрасной» беды. Вечером, после пира-стола, молодуха снимала с себя пояс и бросала его на печь. Этим как бы вверялась вся брачная жизнь молодых новоженов защите домового. У соседей великоросса-крестьянина, симбирских чувашей, до сих пор соблюдается перенятый от русских старинный, утратившийся в памяти народной Руси обычай, состоящий в том, что новобрачная, вступая впервые в мужний дом, прежде всего земно кланяется печке, а затем уже переходит к выполнению других обрядностей этого самого торжественного для нее в ее серенькой-будничной жизни дня.

В повседневном быту современного русского крестьянина можно насчитать многие десятки таких случаев, в которых он, бессознательно приобщаясь к суеверию пращуров, обращается к заступничеству позабытых покровителей своего домашнего очага. Просматривая исследования наших народоведов, то и дело наталкиваешься на доказательство этого. Так, например, в Курской губернии еще недавно считали необходимым, приводя с базара купленную корову накормить ее в первый раз на печном заслоне. Во многих других, даже к не смежных, губерниях, отправляя кого-нибудь из домашних в путь-дорогу, и теперь еще хозяйки-большухи открывают заслонку и распахивают избную дверь — с тем, чтобы теплое веяние очага следовало за путником, оберегая его на чужой сторонке и непрестанно напоминая ему о родной семье, заботящейся-печалующейся об отсутствующем. Есть места, где во время первой грозы разводят в печи огонь, как бы призывая этим покровителя земного помочь против огня небесного. Это — уже несомненный пережиток древнего умилостивительного бескровного жертвоприношения Перуну-громовнику. Как на один из соблюдающихся повсеместно обычаев благочестивой народной старины, можно указать на обыкновение креститься при зажигании в хате первого вечернего огня. Гасят огонь придерживающиеся дедовских заветов старые люди тоже с крестным знамением. Некоторые строгие блюстители обрядовой стороны жизни принимают за немалый грех погасить огонь без надлежащего благоговения. Разводя огонь в печи, белорусы соблюдают молчание и остерегаются оглядываться. Если же не соблюсти, по их словам, этого обычая, то не диво — если в тот же день случится в доме пожар. В тверской округе записан обычай гнать от соседей как можно дальше того домохозяина, у которого загорится хата: иначе карающий его гнев Божий последует за ним, и пламя охватит тот дом, куда он войдет, и даже к которому подойдет. Черниговцы в старину обносили вокруг пожарища не только святые иконы, но и хлеб-соль. Нельзя не видеть в этом обычае опять-таки упомянутого выше пережитка. В волынском краю бабы выносят в подобном случае накрытый чистым столешником стол, ставят на него святую воду, кладут обок с нею хлеб-соль и ходят с этим столом вокруг горящего дома, — ходючи, сами голосом голосят: