Народ Великого духа - [108]

Но пока отец Бонифаций колебался между следованием обетам и Замыслу творца, не понимая, по какую сторону границы между ними лежит спасение его души. И хорошо, что его никто не торопит, такие решения не терпят суеты. В тот момент, когда племя Огня, подобно гусенице в коконе, готово превратиться в единый народ, уверовавший в Великого Духа, в этом мире опять появились новые непонятные люди… И обстоятельства их появления сложились так, что снова прозвучали выстрелы и пролилась кровь. Но важно не это. Если верить словам Сергия ап Петра (а не верить им нет никаких оснований), убитые были бандитами хуже любых диких саксов. Смерть их в этом мире была закономерна и неизбежна, потому что в ином случае закономерна и неизбежна была бы гибель Племени Огня. При этом священник понимал, что любой и каждый из новоприбывших может играть в Замысле особую, только ему предназначенную роль. Он интуитивно чувствовал, что еще не все люди, необходимые для исполнения Предназначенного (их он условно называл «апостолами») уже собрались в Большом Доме на Холме, и ждал недостающих людей с нетерпением и опаской, даже приблизительно не представляя, кто они и что собой представляют.

Он присутствовал при встрече Сергия ап Петра с новичками и не смог сделать из нее никаких определенных выводов. Тех, кого привели под арестом, пока еще не допрашивали, потому что это дело отложили до возвращения Андрея ап Виктор. С шестью другими новичками вождь племени Огня беседовал в присутствии Ольги Валерии (Ольга жена Валерия лат.) и из этого разговора отец Бонифаций не смог сделать никакого определенного вывода. Двое из присутствующих (кстати, соплеменники Основателей) смотрели на священника с легкой неприязнью и раздражением (мол, а ты зачем тут нужен, долгогривый?), остальные четверо взирали на него с интересом, переходящим в любопытство. Из тех четверых один был потомком англов – такой же рыжий и долговязый, двое – потомками континентальных галлов, а один, совсем молодой юноша, с одной стороны, был соплеменником Основателей, с другой стороны, являлся потомком германцев, а с третьей, всю свою жизнь прожил среди потомков галлов (как Ольга Валерия).

Вот в этом юноше, единственном из всех, отец Бонифаций ухватил проблески того, что изнутри этот человек значительно больше, чем снаружи. Но если этот юноша и сможет стать «апостолом» и принимать судьбоносные решения, то только в некотором будущем, когда полностью созреет и наберется опыта. При этом все прочие (при всех своих достоинствах, взрослые и опытные) были не более чем исполнителями, достаточно ценными на своих местах, но сверх того не представляющими собой ничего особенного.

Окончательное решение по поводу этих людей пришлось отложить на следующее утро, ибо, как говорят Основатели: «утро вечера мудренее», что в переводе с русского на латынь означает, что все важные решения необходимо принимать свежей, а не уставшей к вечеру головой. Но несомненно одно – все шестеро найдут свое место, и, – кто больше, кто меньше, – внесут в будущее общество свой положительный вклад. Он, отец Бонифаций, разбирается в людях и видит это совершенно отчетливо. Завтрашний Расширенный Совет – это не более чем формальность, которая только подтвердит уже принятые решения.

17 сентября 2-го года Миссии. Понедельник. Утро. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

Сергей Александрович Блохин, военврач 3-го ранга, русский, беспартийный, холостой.

После разговора с человеком по имени Сергей Петрович, который был здесь кем-то вроде предисполкома, весь остальной вечер вчерашнего дня прошел для нас как в русской сказке: «в баню сводили, напоили, накормили и спать уложили». Правда, вместо Бабы-Яги нами занималась очень милая русская женщина по имени Марина Витальевна, которая в какой-то мере оказалась моей коллегой, фельдшером. Пока мы мылись в бане, наше лагерное тряпье сожгли в топке, и по выходу из мыльни нас, распаренных и скрипящих от чистоты, ждали стопки чистого белья и американской формы – еще без нанесенных на нее камуфляжных пятен. Сначала я подумал: «ленд-лизовская», но потом понял, что ленд-лиза в Каменном Веке быть никак не может, и эта форма у этих людей (в своем времени частных лиц), наверняка взялась оттуда же, откуда у них появилось и большое количество оружия с патронами.

Но прежде чем нам позволили облачиться в новую одежду, Марина Витальевна провела краткий медицинский осмотр, после которого сказала, что жить мы все будем. Потом, немного помолчав, она добавила, что на самом деле ожидала худшего, но в первые дни во время обеда нам все-таки не рекомендуется налегать на добавку. А все дело в герре Боске, – точнее, не в нем, а в его французских работниках и работницах, которые, каждый понемногу, делились с нами взятой на работу едой. Попади мы сюда прямо из лагеря – и дело было бы гораздо хуже, хотя бы потому, что сил у нас тогда было бы меньше и поймали бы нас немцы значительно быстрее.

А кормят тут от пуза, не жалея ни мяса, ни рыбы. Обед мы уже не застали, а на ужин была тушеная рыба с овощами, подливка и большая кружка взвара из диких ягод. На вкус – брусника пополам с черникой, немного приправленные медом. При этом я сказал своим товарищам, чтобы они последовали совету нашей любезной хозяйки и не налегали на добавку, которую экзотическая и очень молоденькая девушка у котла готова была предоставить по первому требованию. Александр перевел мои слова французам и англичанину, после чего Джонни, который уже пошел со своей миской к раздаче, вернулся обратно и с тихим вздохом сел на свое место.