Народ о религии - [23]

— Кто-де идет?

И царь Иван Васильевич сказал:

— Я-де московский скосарь.

И сам его окликал, и шибарша сказался:

— Я-де деревенский лабза.

И шибарша говорил:

— Московский скосарь, куда идешь?

И царь Иван Васильевич сказал ему:

— Гулять-де иду. А ты-де, деревенский лабза, куда идешь?

И он сказал ему:

— Я-де воровать иду.

И царь Иван Васильевич спросил его:

— Куда-де идешь воровать-то?

И он сказал ему:

— Я-де в Москву иду.

И московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Возьми-де с собой воровать.

И деревенский лабза говорил же:

— Куды-де нам идти воровать-то?

И московский скосарь говорил же:

— Пошли-де к царю Ивану Васильевичу воровать.

И деревенский лабза ударил его в щеку и говорил:

— Не думай-де на нашего царя Ивана Васильевича лиха, он-де до нас милостив, поит нас и кормит и всех жалует, пошли-де к главному министру воровать.

И пошли вместе. И шибарша, пришедши к главному министру на окошко, и слушал, и министр жене своей говорил:

— Жена-де, сделай мне лютого зелья.

И жена ж спросила его: ⁴

— На что-де тебе?

И он сказал ей:

— Утре-де ко мне государь будет кушать, я-де ему поднесу чашку лютого зелья, и он-де выпьет, и ему-де от этого смерть случится.

И шибарша, вскоча с окна, московскому скосарю говорил:

— Полно-де, брат, воровать.

И пошли по домам, и московский же скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Приди-де ты ко мне ко заутрене.

Деревенский лабза ко заутрене пришел, и стали с

московским скосарем вместе, и вышедший архиерей говорил:

— Доселе-де царь Иван Васильевич воров выискивал, а нонче-де сам с ворами знается.

Московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Надобно архиерею насмешку отсмеять.

И деревенский лабза говорил же:

— Можно-де отсмеять.

И деревенский лабза, дождавши ночи, надел на себя архиерейское платье и взял суму большую и пошел к архиерею на двор; и, пришедши на двор, под окошком стукался и говорил:

— Архиерей-де божий, выгляни!

И архиерей выглянул и спросил его:

— Кто-де тут есть?

И деревенский лабза сказался:

— Я-де ангел божий; велено-де тебя на небеса взять.

И архиерей говорил же:

— Разве-де я умолил?

И лабза говорил:

— Умолил-де, архиерей божий!

И архиерей говорил:

— Как же-де ты меня поведешь на небо?

И лабза говорил же:

— Садись-де в эвту суму-то!

И как оный архиерей сел, и оный лабза поднял его на плечи и понес на колокольню Ивана Великого, и архиерей спрашивал его:

— Далеко ли-де, ангел божий, до неба?

И он сказал ему:

— Недалеко.

И взнес его на колокольню Ивана Великого и с той колокольни в той суме спустил его по лестнице и сам говорил:

— Крепись-де, архиерей божий, первое тебе мытарство.

И как того архиерея по лестницам же на другую сторону перевернул, то говорил же:

— Архиерей-де божий, крепись, второе мытарство.

И потом в третие то ж говорил, и как оный архие

рей упал наземь, и оный же лабза говорил:

— На небе-де ты уж, архиерей божий!

И, взяв его, положил к себе на плечи и пошел к Спасским воротам и на тех воротах в стену вбил железный гвоздь и повесил того архиерея в той суме и написал на той суме: «Деревенский шибарша».

И возле сумы поставил дубину и на той суме написал же: «Кто-де в эвти ворота поедет и на той суме подпись увидит да ежели трижды по суме не ударит, и тот будет проклят отныне и довеку».

И поутру царь Иван Васильевич, поехавши к заутрене, увидел на той суме тое подпись и взял дубину и стал по суме бить и говорил:

— Я-де не хочу в проклятии быть.

И которые за ним люди ни были, то также били; и царь Иван Васильевич, отслушавши заутреню, и поехал во дворец домой, и архиерей услышал, что царь Иван Васильевич едет, и взмолился:

— Батюшка царь Иван Васильевич, помилуй!

И царь Иван Васильевич спросил:

— Кто-де есть в суме?

И он сказал ему:

— Я-де, архиерей.

И царь Иван Васильевич говорил же:

— Зачем-де ты сюда зашел?

И он сказал ему:

— Приходил-де ангел с неба и сказал-де то, что велено меня на небеса взять к богу, и я-де спросил его: «Умолил-де я, что ли?», и он-де мне сказал, что «умолил, архиерей божий», и я-де его спросил: «Как- де ты меня понесешь на небеса?», и он-де мне сказал: «Садись в эвту суму» и понес-де меня, я-де теперя не знаю где.

И царь Иван Васильевич сказал ему:

— Ты-де теперь в суме-та на Спасских воротах висишь!

И он взмолился ему:

— Помилуй-де меня, батюшка царь Иван Васильевич!

И он его из сумы вытащил и посадил его в коляску и послал его домой, и он домой приехал и, пожив дома три дня, умер.

2. БЕСПЕЧАЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ

На одном большом тракте стоял монастырь. Ни один крестьянин не проезжал этот монастырь, чтобы не зайти помолиться.

Однажды мимо монастыря проезжал крестьянин. Тоже вздумал помолиться. Привязывает лошадь к забору, приходит к монастырским воротам, стал их отпирать, но не тут-то было — ворота были крепко заперты. Крестьянин начал стучаться в ворота, но никто ему не ответил. «Что бы это значило, — думает крестьянин, — среди бела дня, а ворота так крепко закрыты». Он стал прислушиваться и услыхал за монастырскими стенами не то гимны, не то стихи или просто песни. Крестьянин подумал себе на уме: «Вот так- так, монахи загуляли». Он вытаскивает из кармана записную книжку и пишет на листе крупным шрифтом: «Беспечальный монастырь». Отрывает этот листок, залипает его на монастырской стене. А сам садится на свою лошадь и уезжает.