Народ и власть в России. От Рюрика до Путина - [31]

Много народа было наказано в Преображенском приказе после того, как царь завел пассию в Немецкой слободе – Анну Монс. В Москве ее считали высокомерной, злой и падкой до земных благ, которые она и ее многочисленные родственники, пользуясь слабостью к ней Петра, получали в избытке. Царь щедро одаривал «милую Анхен» подарками: начал со своего миниатюрного портрета, украшенного алмазами, затем построил ей двухэтажный дом в Немецкой слободе, а закончил поместьем с 295 крестьянскими дворами недалеко от города Козельска и ежегодным пансионом в 708 рублей, – в то время, как русские министры, главы Приказов, получали по 200 рублей в год. При этом царя бесили малейшие намеки на злоупотребления «Монсихи», как называли ее в народе, – подобное злословие тоже приравнивалось к государственному преступлению со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями.

Некоторое удовлетворение пострадавшие за «Монсиху» смогли получить лишь через тринадцать лет, когда выяснялось, что она отнюдь не любила Петра и не была ему верна. Во время пиршества в новой русской столице Санкт-Петербурге в реке Неве утонул саксонский посланник Кенигсек; в его вещах нашли любовные письма от Анны и ее медальон. Эти письма относились к тому периоду, когда Петр на полгода уезжал в Европу. Один иностранный представитель при русском дворе написал после этого об Анне Монс: «Она, хотя и оказывала Петру свою благосклонность, не проявляла нежности к этому государю. Более того, есть тайные сведения, что она питала к нему отвращение, которое не в силах была скрыть. Государь несколько раз это замечал и поэтому ее оставил, хотя и с очень большим сожалением. Но его любовница, вследствие особенностей своего характера, казалось, очень легко утешилась».

Вскоре Анна вышла замуж за прусского посланника Георга-Иоанна фон Кейзерлинга, но через несколько месяцев он внезапно скончался. Тогда она нашла нового возлюбленного: пленного шведского капитана Карла-Иоганна фон Миллера, которого одаривала ценными подарками до тех пор, пока не скончалась от скоротечной чахотки.

Резкий поворот Петра в сторону Запада некоторые русские историки объясняли именно влиянием Анны Монс, «иноземки, дочери виноторговца, из любви к которой Петр особенно усердно поворачивал старую Русь лицом к Западу и поворачивал так круто, что Россия доселе остается немножко кривошейкою».

* * *

Арнольд Тойнби по-своему оценивал поворот России к Западу («Война и цивилизация»):

«Петровская политика ставила своей целью превращение русского православного универсального государства в одно из местных государств современного западного мира, с тем, чтобы русский народ мог занять определенное место среди других западных наций. Стратегия Петра Великого была направлена на то, чтобы при включении России в западное сообщество в качестве равноправного члена сохранить ее политическую независимость и культурную автономию в мире, где западный образ жизни уже получил широкое признание. Это был первый пример добровольной самовестернизации незападной страны.

Однако… процесс вестернизации не затронул всех сторон жизни России и был жестко ограничен определенными рамками. Собственно, Запад так и не оказал глубокого влияния на жизнь и культуру России. Отсталая страна осваивает материальные и интеллектуальные достижения развитых стран. Но это не означает, что она раболепно следует чужим путем, что она воспроизводит все стадии их прошлого. Возможность перешагнуть через несколько ступеней, разумеется, ни в коей мере не абсолютна и в значительной степени определяется всем ходом экономического и культурного развития страны.

Отсталая нация, кроме того, нередко вульгаризирует заимствованные извне достижения, приспосабливая их к своей более примитивной культуре. При этом сам процесс ассимиляции приобретает противоречивый характер. Таким образом, усвоение некоторых элементов западной науки и техники, не говоря уже о военных и промышленных заимствованиях, привело при Петре I к усилению крепостничества. Европейское оружие и европейские займы – продукты более высокой культуры – привели к усилению царизма, который становился тормозом развития страны.

Петровские реформы были половинчатыми, ибо царский режим не мог допустить полной либерализации русской политической и социальной жизни, хотя принятие западной индустриальной техники могло потребовать этого в качестве цены за сохранение русской независимости и военного паритета с Западом». [Конец цитаты].

Примерно так же оценивают петровские реформы независимые российские исследователи. Борис Кагарлицкий пишет («Периферийная империя»):

«Критерием успеха петровских реформ в традиционной историографии принято считать победу в Северной войне и внешнеполитические успехи петербургской империи. Однако сразу же возникал вопрос о цене этих побед. Знаменитый либеральный историк и политик начала XX века Милюков, подвергший петровские реформы уничижающей критике, писал: «Новые задачи внешней политики свалились на русское население в такой момент, когда оно не обладало еще достаточными средствами для их выполнения. Политический рост государства опять определил его экономическое развитие». В итоге, продолжает Милюков, «ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы».