Нарисованная красота - [14]

Ощущение чистого тела было прекрасным. Одежда не была восхитительно нежной, но она была чистой, новой и радующей меня просто как никогда.

Радостная от чистого тела я отправилась к себе. Первым делом я скинула с кровати одеяло и подушку. Простынь положила на пол, закинула туда все тряпочное, что нашла, завязала в тюк из простыни, и дополнительно обмотала занавеской. Весь тюк, пыхтя как злобный ежик, стащила вниз, и оставила у крыльца. Наверх я шла уже с двумя ведрами воды и острым желанием сеять добро и причинять радость.

Произнесла просьбу вслух. Ничего не произошло. Произнесла с другой интонацией. Вода осталась в ведре. Я принесла еще два ведра и поставила их рядом с первыми.

Хотела было попробовать снова, но отвлеклась. Матрас, который лежал на моей кровати был набит шерстью. Грязной и слежалой, понятное дело. Но если такой матрас промыть водой, станет еще хуже, так что я задумалась. «Был бы у меня воздух», мечтательно протянула я про себя и увидела, как поверхность воды тронул ветерок. Конечно, стекла в окне не было, но ведра стояли так, что снаружи должна буря завывать, чтобы вода колыхнулась.

— Нужно вычистить и хорошенько взбить матрас. — Произнесла я, пока подозрение не растворилось в других мыслях.

Ничего не произошло. Меня постигло разочарование.

— Ну конечно, — возмутилась я. — Как надежду давать, так воздух первый, а как реально помочь — так у него лапки.

Матрас поднялся на пол метра над кроватью и стал активно сыпать пылью, насекомыми (живыми и мертвыми). Я, как громом пораженная, стояла и пялилась на это. Еще не ясная мысль пробежала в голове на тему местной магии и стихий.

Тем временем внутри всколыхнулось желание получить вычищенную спальню, и вода вытекла из ведер и облепила комнату, как недавно с кухней. Выглядело волшебно, ощущения были странные.

Солнце скрылось где-то за домом в комнате воцарился полумрак. Стихии закончили выполнять мои просьбы.

Довольная собой, я приволокла постельное белье и постелила на выбитый матрас, уложила новые подушку и одеяла.

Несмотря на догнавшую меня усталость, вынесла ведра с грязной водой, перекусила и только после этого легла спать. Это был самый приятный вечер с момента моего появления в этом мире: я была в чистой комнате, на свежем белье и в мягкой постели.

Глаза мои закрылись и я немедленно уснула, но снились мне родители. Безутешные, они впервые за несколько лет встретились, горько рыдая над моим телом. Худенькая фигурка в красивом свадебном платье лежала в роскошном гробу. Я, в своем нынешнем теле, висела рядом. Умоляла их не плакать, вот ведь она я, а там совсем другая девушка, «менее жизнеспособная». Кричала, ругалась, даже предметы пыталась опрокидывать. Но гроб опустили, похоронив Литту, и к этому моменту мама впала в настоящую истерику, а папа будто заморозился, безразлично глядя в одну точку перед собой. Я, все это время пытавшаяся дать знать о себе, тоже впала в истерику и, в конечном итоге, от нее проснулась.

В слезах, задыхаясь и мелко трясясь от этого, я резко села в кровати. После того, как мне удалось все-таки отдышаться, я легла на бок, подтянула колени поближе и до самого рассвета тихо плакала.

Уже потом, несколько лет спустя, я думала, что тот факт, что я смогла оплакать Ирину Петровну — вот так, спокойно, по-настоящему, мысленно попрощаться с родителями и признать, наконец, что это не сон и не видение изломанной девушки в коме, помог мне в дальнейшем.

Но тем ранним утром, когда светило показалось на чистом голубом небосводе, я рыдала, не издавая ни звука, тряслась всем телом то мелко, то крупно. Я грустила, впадала в истерику, злилась, требовала у местных богов незамедлительно вернуть меня в мой мир, не задумываясь даже о том, что мое тело уже похоронено, снова грустила, впадала в отчаяние. И, будто в жесте поддержки, небо стремительно заволокло тяжелыми низкими тучами и очень скоро, безо всякой раскачки и духоты, на землю обрушилась гроза.

Вода лилась стеной, закрывая обзор дальше собственной руки, в небе полыхали молнии, гром сотрясал мой домик. На фоне бушующей стихии я казалась себе мелкой, незначительной и это только усиливало мое отчаяние, а вместе с ним и дождь.

После очередной вспышки молнии я подскочила, как ужаленная, и пулей метнулась на улицу, на поле за моим домом. Я бежала вперед, пытаясь убежать от своего горя, от всего, что ждало меня впереди, кричала, ругалась, обвиняла во всем оба мира, где мне посчастливилось побывать. Наконец, выбившись из сил окончательно, я села, где стояла, а потом и легла на спину. Слезы пересохли, в голове чуть-чуть прояснилось. Опустошенная, я лежала под тугими струями дождя, ощущая, как вода, безо всяких просьб, исцеляет и успокаивает меня, вымывая из самых глубоких уголков души ту боль, что там еще осталась, не выплаканная мной сегодня ночью.

Не знаю, сколько времени прошло, но так же быстро, как тучи собрались и стали изливать на землю свое нутро, они разбежались в разные стороны, оставляя мне пронзительно синее небо и яркий теплый свет.

Какое-то время я просто лежала, отогревая тело и душу на местном солнышке (не знаю, как называется местная звезда, но память Литты на эту тему никаких инструкций не давала, значит, будет солнышко). Но вскоре поднялась. В крови бурлила решимость действовать. Делать хоть что-то. Пока я пребывала в истерическом беспамятстве, меня мало беспокоила чья бы то ни было, моя в частности, судьба. Но сейчас я отогрелась и пришла к сентенции, которую собиралась активно использовать в обозримом будущем. Ира мертва. Это плохо. Литта жива. Это хорошо. Но, отныне, у Литты будет характер Иры и еще немножко того, что Ира в родном мире себе позволить не могла по каким-либо причинам.