Напутствие бессмертным - [15]
Гомер описывает тело Патрокла — подлинный образ земного тела, убитого Гектором, восстающее в своей духовной форме; а Лукреций говорит о старом Эннии, который видел самого Гомера, проливающего горькие слезы в окружении теней и человеческих призраков на берегах Ахерузии, «где не живут ни тела наши, ни души, но только наши образы».
Etsi praeterea tamen esse Acherusia templa
Ennius aeternis exponit versibus edens,
quo neque permaneant animae neque corpora nostra,
sed quaedam simulacra modis pallentia miris;
unde sibi exortam semper florentis Homeri
commemorat speciem lacrimas effundere salsas
coepisse et rerum naturam expandere dictis[18].
(De Rerum Natura, Book 1, 120–126)
Вергилий называет их imago («образы»); а в «Одиссее» (книга XI) автор говорит о них как о формах и образах и в то же время как о точных копиях тела, поскольку Телемах, не желая поначалу признавать Улисса, пытается выставить его прочь со словами: «Нет, ты не мой отец; ты — демон, что пытается прельстить меня!» (Одиссея, кн. XVI, 194–195.) «У римлян нет недостатка в выразительных названиях для различных видов этих демонов: они именуют их, соответственно, ларами, лемурами, гениями и манами». Цицерон, переводя платоновского «Тимея», передает слово «daimones» термином «лары»; а Фест-грамматик поясняет, что низшие, или младшие, боги суть не что иное, как души людей, и указывает, как и Гомер, на различие между двумя типами богов, между anima bruta и anima dlvina (животной и божественной душами). Плутарх говорит, что лары селятся в (заброшенных) домах, где становятся полновластными хозяевами, и называет их жестокими, придирчивыми, назойливыми и т. д. и т. п. Фест считает, что среди ларов встречаются как хорошие, так и плохие. Иногда он называет их praestites, потому что они могут охранять домашние вещи и даже приносить их (direct apports), а иногда — hostileos[19]. «Как бы то ни было, — говорит своим причудливым старофранцузским языком ле Луаер, — они ничуть не лучше наших демонов, которые если даже и помогают иногда людям и даже делают им подарки, то только для того, чтобы тем вернее навредить им впоследствии. Лемуры — это те же демоны, как и лярвы, ибо являются по ночам в обличье какого-нибудь человека или животного, но чаще всего — в образе, который онизаимствуют у какого-нибудь умершего». (Livres des Spectres, I, гл. II, p. 15–16).[20]
Воздав эту небольшую дань своим христианским предрассудкам, когда человеку «благочестивому» везде видится Сатана, ле Луаер говорит далее как настоящий и весьма эрудированный оккультист:
Нет сомнений в том, что именно гении, и никто другой, покровительствуют каждому новорожденному человеку и что гениями их назвали, как говорит Цензорин, потому, что они опекают всю нашу расу; они, таким образом, отвечают не только за каждого смертного в отдельности, но и за целые племена и поколения, будучи также гениями народов[21].
Идея ангелов-хранителей отдельных людей, рас, местностей, городов и наций была заимствована римско-католической церковью у дохристианских оккультистов и язычников. Симмах[22] (Epistol., lib. X) пишет:
Как всем людям при рождении дается душа, так и гении распределены между народами. У каждого города был свой гений-охранитель, которому люди приносили жертвы.
Известно немало посвятительных надписей, гласящих: Genio civitatis — «Гению города».
Правда, древние профаны точно так же, как и современные, слабо разбирались, является ли им эйдолон родственника или же гений здешних мест. Эней, отмечая годовщину смерти своего отца Анхиза, увидел змею, ползущую по его гробнице, и не мог понять, был ли это гений его отца или же гений этого места (Virgil, Aeneid, V, 84–96). Маны[23] были разделены на добрых и злых; тех, которые были злыми, Вергилий называет numina larva — их ублажали жертвами, чтобы они не создавали неприятностей, не насылали плохих снов на тех, кто их презирает, и т. п.
Тибулл говорит [об этом] в следующей строке:
ne tibi neglecti mittant mala somnia manes[24]. (Elegiae, II, VI, 37).
Язычники полагали, что низшие души превращались после смерти в демонических эфирных духов. (Le Loyer, Livres des Spectres, etc., Angers, 1586. 4to., p. 22).
Если разложить греческий термин eteroprosopos на составляющие его лексические компоненты, получается целая фраза — «другой в моем обличье».
