Наполеон и женщины - [74]

Но сбросить цравительство Императора съ помощью пятисотъ тысячъ чужеземныхъ штыковъ – это лишь половина того дела, которое задумалъ принцъ Беневентскій. Онъ будетъ считать себя удовлетвореннымъ лишь тогда, когда разорветъ узы между Наполеономъ и Маріей-Луизой, созданію которыхъ самъ же способствовалъ. Императоръ веритъ, что ему останется последнее утешеніе – иметь около себя жену и ребенка. Если онъ не предлагаетъ решительно Императрице пріехать къ нему въ Фонтенбло, то потому, что думаетъ еще, что ея слезы будутъ иметь какую нибудь власть надъ Императоромъ Францемъ, и что, благодаря этому, его положене въ будущемъ можетъ улучшиться; но она пріедетъ къ нему, какъ только онъ устроится; она будетъ иметь владеніе, которое будетъ принадлежатъ ей, она будетъ житъ рядомъ съ нимъ, готовымъ, или считающимъ себя готовымъ, покорно принять существованіе мелкаго принца; она пріедетъ, чтобы быть съ нимъ все время вместе я, такъ какъ она его любитъ, такъ какъ «она любила въ немъ Императора меньше, чемъ человека», жизнъ можетъ быть еще счастливой для нихъ и для ребснка, который будетъ рости на ихъ глазахъ.

Марія-Луиза вполне готова разделить эти проекты, эти мечты. Конечно, она любитъ своего мужа и хотела бы ехать къ нему, но на одну душу, способную быть верной долгу, сколько приходится душъ низкихъ и продажныхъ! Пустота образуется вокругъ молодой женщины, которая никогда, начиная съ самого детства, не была пріучена думать самостоятельно; которая, съ техъ поръ, какъ существуетъ, всегда была подчинена дисциплине и умеетъ только подчиняться власть имеющимъ. Ея отецъ накладываетъ на нее свою руку. Она еще борется и пытается освободиться, потому что лгобовь, которую она чувствуетъ къ Наполеону, способна еще бороться въ ея сердце даже противъ дочерней почтителъности. Но Талейранъ находитъ средства убить эту любовь. Среди женщинъ, окружающихъ Марію-Луизу, есть одна, которая вполне принадлежитъ ему; эта, – одна изъ самыхъ деятельныхъ одна изъ наиболее близкихъ къ политике женщинъ своего времени. Она не знаетъ, что такое совесть, признательность – нечто совершенно чуждое ей. Въ молодости она играла въ любовъ, какъ италъянка, теперь она любитъ интригу для интриги и каждый разъ, когда ей удается вмешатъся въ какую нибудъ дипломатическую авантюру, она чувствуетъ себя въ родной стихіи. Придворная дама, она была не изъ техъ, что выходятъ въ отставку и довольствуются чисто личной жизнью. У нея есть более интересное занятіе: оставшись почти одна подле Императрицы, она открыьатъ огонь изъ своихъ батарей, заряженныхъ Талейраномъ, сначала намекаетъ, а затемъ начинаетъ утверждатъ, что Наполеонъ никогда не любилъ ее, что онъ постоянно ее обманывалъ. Императрица не веритъ? Г-жа де Бриньоль вызываетъ двухъ комнатныхъ лакеевъ, которые недавно лишь бросили въ Фонтенбло своего господина и благодетеля, и велитъ имъ разсказывать то, что ей нужно – ложь, придуманную его совместно съ г. де Талейраномъ. И нетъ никого, кто могь бы внушить мужество, вдохнуть энергію въ эту болыпую, вялую жешцину, у которой темпераментъ играетъ главную роль, и которая гораздо болыпе обижена, разсказанными ей изменами, чемъ поражена паденіемъ своего трона. Она была отдана въ жертву, эта современная Ифигенія, и она позволила себя отдать, она даетъ себя освободить теперь, когда политика разрушаетъ, какъ сказалъ Шварценбергъ, то, что политика же создала. Это – дело не одного дня: она будетъ еще бороться въ теченіе целаго года противъ всей Европы, яростно нападающей на нее и пускающей въ ходъ все средства, чтобы одолеть сердце девочки, которое бъется въ ней. Гордость, тщеславіе, ревность, зависть – все будетъ пущено въ ходъ, но торжества добьются лшпь тогда, когда принудятъ ее некоторымъ образомъ заменить любовь любовью, когда целомудренный Австрійскій Императоръ принудитъ свою дочь къ открытому наложничеству. Тогда вся монархическая Европа будетъ аплодировать, и самостоятельное Государство будетъ наградой за прелюбодеяніе.

Наполеонъ не имеетъ никакого понятія о всехъ этихъ низостяхъ. Съ каждаго этапа своего скорбнаго пути онъ пишетъ письма своей жене, какъ писалъ тогда, когда она съ такимъ тріумфомъ шествовала по территоріи Имперіи, подъ торжественный звонъ колоколовъ, подъ пушечные салюты, среди арміи и толпъ народа, выстроенныхъ шпалерами на ея пути, во главе съ маршалами отдававпгами шпагой ей честь.

Эскортируемый комиссарами союзниковъ, онъ подвигается теперъ среди криковъ черни, подкупленной Верде и требующей его смерти, къ острову, который Европа, все еще боясь его предоставила ему, въ разсчете отобрать его у него въ ближайшемъ будущемь, который будетъ у него оспаривать его большой пріятель, бывшій Зальцбургскій электоръ, бывшій Вюрцбургскій электоръ, его гость въ Компьене и Тюильери, снова ставшій великимъ герцогомъ Тосканскимъ, какъ въ те дни, когда генералъ Бонапартъ сиживалъ у него за столомъ. Но писъма, писанныя тогда, холодныя, замороженныя требованіями этикета, адресованныя незнакомой женщине, – можно ли сравнивать съ теми, которыя онъ пишетъ теперь! Только четыре изъ нихъ – известны, четыре письма къ его «доброй Луизе», его «доброй Луизе-Маріи». Забывая о своихъ собственнкхъ страданіяхъ, онъ говоритъ въ нихъ только о томъ, что приходится претерпевать ей; онъ безпокоится о ея здоровьи, потому что его заботливо уведомили, что она нуждается въ леченіи водами Экса; это было средствомъ оттянуть ихъ встречу и – сознательно или нетъ – Корвизаръ игралъ при этомъ на руку врагамъ Императора. Но Наполеонъ и не подозреваетъ этого, какъ, впрочемъ, и многаго другого. Онъ выражаетъ свою радость по поводу преданности Корвизара к изъ Фрежюса обращается къ нему съ писъмомъ, которое делаетъ Корвизару, – буде оно имъ заслужено, – величайшую честь. Онъ не только не противится путешествію въ Эксъ, но торопитъ съ нимъ, желаетъ, чтобы оно скорее закончилось и чтобы жена могла возможно скорее соединитъся съ нимъ. Если она не можетъ тотчасъ пріехать на островъ Эльбу, то она, конечно, поторопится устроиться въ Парме, и чтобы она ни въ чемъ не терпела тамъ недостатка, онъ посылаетъ туда, въ качестве охраны для нея отрядъ своей легкой польской кавалеріи и для ея конюшни сотню упряжныхъ лошадей.