Наполеон и женщины - [65]

I.

До сихъ поръ Наполеонъ смотрелъ на всехъ женщинъ, которыми обладалъ, какъ на стоящихъ ниже себя. Престижъ, который въ начале имела въ его глазахъ Жозефина, исчезаетъ, начиная съ 1806 г. Видя при своемъ дворе знатнейшихъ дамъ старой Франціи – Монморанси, Мортемаръ, Ляваль, – онъ понялъ, что такое Богарне, и научился более точно определять разстояніе между людьми. Среди его любовницъ не было ни одной, происхожденіе или известность которой могли бы льстить его тщеславію. Онъ совершенно не искалъ такихъ, а если встречалъ, то быстро въ нихъ разочаровывался и даже не доводилъ съ ними дела до конца.

Впрочемъ, велика ли была бы. въ его теперешнемъ положеніи честь отъ техъ победъ, которыя онъ могъ одержать во Франціи! Чтобы связь съ женщиной могла удовлетворять его тщеславіе, она должна соответствовать его положенію; для этого необходима, по крайней мере, девушка императорской фамиліи; и таковую онъ находитъ, когда Императоръ Австрійскій молитъ его о союзе и предлагаетъ ему въ супруги свою старшую дочь Марію-Луизу.

Это уже не то, что некогда было съ Жозефиной; это – доступъ не въ мнимый фобуръ Сенъ-Жерменъ; это – вступленіе въ семью королей, родство съ теми, кому древность рода и историческая слава даютъ власть надъ міромъ – съ Бурбонами и Габсбургами-Лотарингскими. Это значитъ, что достигнута последняя ступень, на которую оставалось подняться, чтобы сравняться, – по крайней мере, такъ ему кажется, – съ теми, которые предшествовали ему на этомъ, завоеванномъ имъ троне, чтобы связать себя съ ними названіями, какъ бы устанавливающими родственную связь. Онъ сможетъ сказать: Мой дядя, говоря о Людовике XVI; Моя тетка, говоря о Маріи-Антуанете, такъ какъ его будущая жена дважды, по отцу и по матери, – племянница королевы и короля Франціи.

Отныне его обращеніе къ императорамъ и королямъ не будетъ уже сводиться къ одному лишь этикету иллюзорнаго братства, обычному между государями: онъ будетъ действительно ихъ пасынкомъ или ихъ внукомъ, ихъ двоюроднымъ братомъ или шуриномъ: наполеоновская система, которую онъ установилъ уже на Западе и целыхъ четыре года пытался связать съ различными династическими системами посредствомъ браковъ Евгенія, Стефаніи и Жерома, будетъ соединена черезъ собственный его бракъ съ австрійской системой, какъ некогда была соединена съ нею система Бурбоновъ. Его династія потеряетъ свой случайный характеръ – ея слабое место – и черезъ несколько поколеній, когда забудется ея революціонное происхожденіе, пріобрететъ родственныя связи, которыя Наполеонъ считаетъ въ политике единственно прочными и долговечными.

Этимъ бракомъ его тщеславіе, следовательно, удовлетворено. Но какъ онъ, при его властномъ характере, уживется съ женпщной, которая, имея такихъ предковъ, будучи окружена ореоломъ такого величія, должна врожденнымъ инстинктомъ, понимать, что она есть, и чего стоитъ, должна стремиться занять достойное ея место и должна обладать той присущей принцамъ, рожденнымъ принцами, уверенностью въ непогрешимости, которой одной достаточно, чтобы возвышать ихъ. въ собственномъ сознаніи, надъ всеми людъми?

Благодаря удивительному стеченію обстоятельствъ, почва оказывается, словно нарочно, прекрасно подготовленной. Девочка, которую ему отдаютъ, совершенно не воображаетъ, что можетъ иметь иную волю, чемъ воля ея отца; она знаетъ, что ея судьба всегда будетъ находиться въ полной зависимости отъ интересовъ ея рода; что ея личность предназначена служить придачей при заключеніи какого-нибудь договора; она воспитана такъ, что приметъ, не возмущаясь, почти не разсуждая, любого мужа, котораго укажетъ ей политика.

Съ самаго детства ее для того и воспитывали.

Ее научили многимъ языкамъ: немецкому, англійскому, турецкому, чешскому, испанскому, итальянскому, французскому, даже латинскому, по-тому что никому не известно, куда занесетъ ее судьба. И чемъ обширнее у нея запасъ словъ, чемъ больше различныхъ словъ она знаетъ, чтобы выражать одну и ту же мысль, темъ меньше у нея мыслей; но это именно то, что требуется!

Ее обучали искусствамъ, доставляющимъ развлеченія – музыке и рисованію, – которыя повсюду считаются приличнымъ и благороднымъ занятіемъ для праздныхъ принцессъ.

Религіозное воспитаніе ея было чисто словеснымъ; ее принуждали къ исполненію мельчайшихъ обрядовъ, но ее ограждали отъ всякихъ догматическихъ споровъ, потому что суженый ея можетъ оказаться, въ лучшемъ случае, схизматикомъ.

Все, что относится къ вопросамъ нравственности, тщательно окутывалось густейшимъ туманомъ тайны. Эрцгерцогиня не должна знать. что въ природе существуютъ два различные пола. Прибегая къ предосторожностямъ, на которыя способны только казуисты великой испанской школы, воспитатели дошли, въ целяхъ охраненія ея невинности, до такихъ утонченныхъ требованій стыдливости, что получалось нечто, граничащее съ непристойностью. Въ птичьихъ дворахъ – только куры, ни единаго петуха; въ клеткахъ – ни одного кенаря, только канарейки; ни единаго кобеля въ апартаментахъ, только – суки. Книги – и какія жалкія! – обезврежены съ ножницами въ рукахъ, страницы, строчки, отдельныя слова вырезаны, причемъ делающимъ это даже въ голову не приходитъ, что именно надъ этими пустыми местами мечтаютъ эрцгерцогини. Правда, гувернантка, aja, a затемъ – оберъ-гофмейстерина, держатъ эти мечты на привязи.