Вообще-то в данном случае «смотреть» и «думать» — практически синонимы. Это кем же я должна быть, чтобы незнакомый человек, отведя от меня взгляд, удержал меня в своём сознании ещё хотя бы минуту. Красавицей? Так тогда ему глаз-то будет не отвести! То и дело будет снова на меня взглядывать, не удержится. И это будут уже не мысли, и даже уже не рассматривание… Стало быть, уродкой. Инвалидом, например. Тогда смотреть перестанет скоро, а вот думать будет довольно долго, до своей остановки, но не обо мне, а о печальной судьбе человека вообще, о том, как его, бедного, скручивает в бараний рог, и никогда не угадаешь, может, вот так и тебя, а хорошо, что тебя не так, слава Богу, что тебя не так, а ты ещё жалуешься.
Да, человек напротив думает про нас быстро. Афористично даже. Подозреваю, иногда ему хватает одной единицы внутренней речи. Если это слово — существительное, держу пари, что это часто бывает название национальности. То есть решает вопрос: свой — чужой. Некоторые на этом и успокаиваются.
Всё это, конечно, очень несправедливо. То есть несправедливо, что нам же не дано оправдаться. Он же, который напротив, не знает, что бабушка моя родилась в Ростове-на-Дону в семье грузчика Ивана Степановича Михайлова, и у всех четверых детей в семье и у самого Ивана Степановича — вот именно такие не то армянские, не то еврейские носы. Человек напротив не в курсе, что маму мальчика Борисъна в 1937 году в астурийском порту Хихон погрузили на пароход, отправлявшийся прямиком в советский детдом, и было ей в ту пору четыре года, так что никто её не спрашивал, хочет она быть испанкой или русской. Человек напротив видит, что я некрасива и темна лицом — а вдруг у меня чудесный голос! Вдруг я просто Полина Виардо. Никогда он не услышит моего голоса, а думать будет, исходя из лица. Ну что ты ноешь, — скажут, — о тебе что, никто никогда хорошо не думал? Думали, думали. И тогда я чувствовала, что обманываю, ввожу в заблуждение. В общем, нам не нравится, когда про нас думают. В общем, караул: человек напротив думает про меня! А как же любовь? — спросят. — Разве не мечтаем мы, чтобы о нас думали каждодневно и ежесекундно? Во-первых, не знаю, кто как, а я ощущаю некоторую разницу между «думать про» и «думать о», а у меня тема — «думает про». А во-вторых, меньше всего и про и о нас думают те, кто нас любит. Тот спазм сознания, в котором они пребывают бо́льшую часть времени, никак нельзя назвать мыслью. Нет, у этого, конечно, есть свои изгибы, повороты, перепады, но всё равно это больше всего напоминает знакомый по школьной алгебре знак бесконечности. Скажем, минус бесконечность — это ненависть, а плюс бесконечность — это любовь. Они думают о нас, но никогда на наше счастье ни до чего не додумываются, всё время приходят туда же и к тому же. Они иногда даже толком не помнят наших лиц. Ну, помнят, что родинка на правой щеке, но могут щёки и перепутать. Они и напротив, как правило, не сидят, потому что если по неосторожности сядут, эта их внутренняя «плюс бесконечность» так завибрирует, в такой узел завяжется, что их тут же развернёт как-нибудь иначе, и они окажутся не напротив… А за это им… А за это они не чувствуют, что человек напротив думает про них. Им не до того.
