Нам здесь жить - [3]

— Ну так чего, давай тащи, — поторопил Петр. — Хоть узнаем, что день грядущий нам готовит. Сам же знаешь, подарок бабы Фаи никогда не лжет.

Вообще-то Сангре, еще в детстве обученный своей бабушкой, традиционными гаданиями занимался редко, считая это женским делом. В основном он ограничивался тем, что вытаскивал из колоды карту или две, от силы три, и озвучивал, что они означают. Не то, чтобы он всерьез верил в подобного рода предсказания. Скорее, это придавало ему толику дополнительной уверенности перед очередной затеей, поскольку он всякий раз исхитрялся трактовать результат в благоприятную для себя сторону.

Совпадало предсказанное с будущим не всегда. Но после того как баба Фая, всегда утверждавшая, что у Петра особый дар, загадочно улыбаясь, подарила ему на двадцатипятилетие новую колоду в пластмассовом футляре, Сангре заметил, что выпадаемый «прогноз» и впрямь всегда сбывается. А припомнив, что при вручении ему было велено обращаться с колодой крайне бережно и упаси бог не потерять, Петр понял, что бабуля сотворила с ними нечто эдакое из богатого арсенала странных штучек, коими «баловалась». И хотя внучок не верил ни в бога ни в черта, но касаемо бабы Фаи был вынужден, пусть и с неохотой, признать, что та и впрямь может нечто эдакое. Да, наука это отрицает, но факты — вещь упрямая, а тут они налицо.

Взять те же карты. Они были настолько правдивы в предсказании грядущего, что даже друг Улан, вообще не веривший в такое, по прошествии времени стал уважительно относиться к их прогнозам. Вот и сейчас он, извлекая из середины колоды первую карту, весьма серьезно спросил:

— И что нам на сей раз уготовила судьба?

— Приятную поездку или отпуск в очаровательном месте, — прокомментировал Петр, держа в руках восьмерку бубен. — Ну-ка, тяни вторую.

Следующей картой оказался бубновый король. Сангре нахмурился.

— А теперь третью, а то я что-то не совсем понял.

Улан пожал плечами, достав червонную семерку. Увидев ее, Петр повеселел и поучительно заметил:

— Я всегда говорил, что в гадании имеется какая-то мистика. Смотри, как точно: веселье, забвение прошлого и глобальная перемена жизни. А какое может быть веселье, если мы покинем сей гостеприимный дом не накатив ни грамма?

— Но не до полного забвенья, — предупредил Улан, напомнив: — Нас вечером застолье на кордоне ждет, не забывай.

Сангре торопливо закивал, давая понять, что он сегодня послушен, как никто…

…Вышли они ближе к полудню. Стоя на опушке леса, Петр, оглянувшись на небольшой, но чертовски уютный домик, в котором они накануне веселились чуть ли не до рассвета, и одобрительно кивнул:

— А молодец твой дядька, классно устроился. Выглядит, как средневековый теремок. Да и внутри так уютно, что не передать словами. Даже полы скрипят как-то… убаюкивающе. Хотя мне вчера ночью и брачный рев самца гамадрила колыбельной показался бы.

— Вот сам ему об этом и скажешь, — хмыкнул Буланов и поторопил друга. — Топай, топай, а то на ужин опоздаем, а он обещал таким мяском угостить, пальчики оближешь.

— Мяско — это хорошо, — одобрил Сангре. — Тогда вперед, — и он, поправив лямку внушительного рюкзака, бодро зашагал дальше, не преминув на ходу поинтересоваться: — Слушай, а что за дрянь ты сюда напихал в таком количестве?

— Пачек пять соли, — пожал плечами Улан, тащивший столь же объемный рюкзак, — килограмма три сахара, хлеба пять буханок, супы пакетные, чай, кофе, ну и по мелочи: приправы разные к шашлычку, перец и прочее, включая патроны. Это ж мы с тобой туда на три дня идем, а дядька сидит на кордоне почти безвылазно до самых заморозков, вот я время от времени его и снабжаю всем необходимым.

— А оружием на кой ляд с ног до головы увешались? — кивнул Петр на нож, висевший на поясе друга. — И карабин вон на плечо закинул, да и мне агромадный кинжал зачем-то всучил.

— Карабин для тебя.

— Для меня? — удивился Сангре.

— Ну не с пустыми же руками на охоту идти, — усмехнулся Буланов. — Меня-то ружье на кордоне ждет, у дядьки их два, а тебе этот СКС^[1] . Его дядьке командир одной из частей подарил. Понятно дело, из списанных, но в полном порядке и бой у него хороший, центральный. Патронов к нему не ахти, пять обойм, но, думаю, тебе полусотни за глаза. К тому же дядьке недавно оптический прицел для него раздобыли. Установить не успел, буквально вчера принесли, но с ним возиться недолго, так что я его с собой захватил. Он тоже в твоем рюкзаке лежит. А ножи… В лесу без них нельзя, мало ли. Ты, кстати, зря свой в рюкзак переложил — лучше поближе держи, как я, на поясе.

— Больно здоровенный, — поморщился Петр. — Он у меня постоянно вперед съезжал, зараза, с явным намерением вмазать по одному деликатному месту. Да и чего днем бояться? А ближе к ночи я его достану.

— Ближе к ночи мы на дядькином кордоне будем, даже раньше, — уточнил Улан. — Вообще-то желательно успеть до сумерек туда добраться. Я, честно говоря, в его угодьях до сих пор слегка путаюсь — слишком огромные. Если в темноте забредем, куда не следует, то… Словом, лучше не забредать.

— Ну понятно, тебе как лихому джигиту больше по душе бескрайняя степь, лихой конь и чтоб саблю сбоку, — подколол друга Сангре, намекая на его калмыцкую родину, и осведомился: — А что означает «забрести куда не следует»? У вас здесь что, болота с лешими и кикиморами?