– Дай сюда! Такое я сам смогу прочитать!
Он долго водил носом над ровными строчками, изображенными искусным заморанским писцом, и то краснел, то бледнел, то кусал ус, то в гневе выплевывал его, то скреб живот под халатом, видать, от послания Бро Иутина там здорово чесалось. Наконец хан гизов швырнул свиток на землю, плюнул на него, растер сапогом и, не глядя на Конана, буркнул:
– Твоя взяла, приятель! Выбирай! - Он снова плюнул, на сей раз в сторону загона с ослами.
Конан оглядел их. Товар, слов нет, был хорош, зубаст и крепок, но хромоногого осла с белой отметиной и потертым крупом киммериец в загоне не обнаружил. О чем тут же и сказал, грозно уставившись на Сибарру Клама и напомнив о своем обещании завязать под коленями ханские усы.
Владыка гизов переменился лицом. Теперь он не краснел и не бледнел, а выглядел так, будто не Конан-киммериец, а слуга грозного Нергала; и явился тот слуга не за хромоногим ослом, а за самой ханской душой. Вороватый взгляд Сибарры метнулся в сторону сарая, и Конан понял, что драгоценный осел спрятан там.
– Зачем тебе старая тварь с разбитыми копытами, сломанной ногой и облезлой шкурой? - сказал хан гизов. - Бери любого из молодых или двести монет золотом!
Конан покачал головой.
– Бро Иутин обещал мне за хромоногого вдвое больше серебра, чем он весит. Или втрое! Ему плевать, что копыта разбиты да шкура облезла… И ноги ему не важны, важно то, что меж ними болтается, приятель. В таких делах Бро Иутин понимает! Недаром у него жен и наложниц целый косяк, да и ослиц полно, лишь в ослах недостача! Но это, клянусь Кромом, дело поправимое!
Сибарра Клам сорвал с пальца огромный перстень с сияющим камнем, несокрушимый, как клыки Нергала. Сокровище это везли из Вендии заморанскому владыке, но попало оно не по назначению. Впрочем, на все воля Митры!
– Вот, бери! - Скривив рот, хан потянул Конану драгоценность. - Бери, и забудь о хромоногом!
Киммериец с презрением покосился на кольцо.
– Ха, побрякушка! Захочу, Бро Иутин даст мне десяток таких! Да еще прибавит что-нибудь… шемитку там или стигийку… Ему твой осел дороже денег и невольниц!
– Еще бы! - Сибарра злобно оскалился и пнул ногой свиток, валявшийся на земле. - Но перстень такой один в мире, клянусь духами предков! Бери его, не пожалеешь! А в придачу бери осла из молодых, ибо шемиток и стигиек у меня нет!
– Сказать по правде, - заметил Конан, - стигийки и шемитки нравятся мне меньше шангарок. Он поглядел на Сиявуш и со вздохом добавил: - Но вот шангарок у Бро Иутина нет. Едкий, видать, тварь! И стоит подороже тридцати ослов! Хотя бы и с потертыми крупами.
Сибарра Клам поглядел на кольцо, на прелестную Сиявуш, потом на сарай в конце загона и обречено кивнул. Может, он и нарушил бы слово, хоть клялся духами предков и именем светлого Митры, но уж больно длинным был у киммерийца меч… Да и не только меч, судя по тому, что содержалось в свитке Бро Иутина.
И Сибарра Клам снова кивнул, на сей раз с облегчением.
* * *
Спустя некоторое время Конан ехал на своем сером в яблоках скакуне по безлюдной степи, направляясь к юго-востоку, к горам Ильбарс, к побережью моря Вилайет, к Шангаре, Аграпуру, Хоарезму и другим великим городам славного Турана. Солнце уже садилось, но киммериец рассчитывал проделать немалый путь до темноты, ибо змей, отличавшийся завидной резвостью, мог скакать хоть всю ночь напролет. Однако ночью Конан странствовать не собирался; насчет сегодняшней ночи у него имелись совсем другие планы.
Итак, солнце, светлый глаз Митры, шло на покой, утомленное созерцанием людских грехов, а на степные курганы вылезли шакалы, пронырливые бестии. Вылезли и завыли по своему обычаю, передавая все, что удалось им подсмотреть утром, и днем, и сейчас, когда вечерняя заря расплескалась ярким багрянцем по синеющим небесам. Выли они о том, что мчится в широкой степи всадник на сером коне, и конь у него хорош, а сам всадник тоже неплох, с мечом длиной в четыре локтя и ростом в целых шесть. Еще выли про девушку, что сидела позади всадника: мол, и на нее стоит поглядеть, ибо луноликая Иштар одарила ее щедрыми дарами, кои радуют взор мужчин и достаются не всякой женщине. И еще выли шакалы про сверкающий радугой перстень на девичьей руке, про ослов и кочевников, про купцов и верблюдов, про караваны, что бредут степными дорогами, и про грабителей, что поджидают их, прячась за холмами. А на последок провыли они, что воровское племя вскоре пополнится, к несчастью мирных путников да богатых караванщиков; и взрастут среди хиршей, пришельцев из далекой Стигии, широкоплечие молодцы с синими глазами и разбойничьей киммерийской кровью в жилах. Покоя же от них и спасения не будет никому.
Впрочем, и на то воля Митры!
