Наложница фараона - [65]

Он поставил шкатулку в шкаф и запер шкаф на ключ. Андреас подумал, что, вероятно, Гогенлоэ очень доверяют этому человеку, он держится совсем как хозяин.

Следом за управляющим Андреас вышел из комнаты. Управляющий и комнату запер на ключ.

Они прошли по темному коридору, поднялись по узкой винтовой лесенке. Дверь не была заперта. К стене в комнате этой был прикреплен серебряный подсвечник, горели ярко две свечи; окно было плотно занавешено тяжелым занавесом. Пахло душно и душисто. Не было никакой мебели, только большой плотный ковер на полу и тут же брошенные вышитые плотные подушки. Андреасу сделалось немного не по себе. В сущности, еще никогда в жизни он не оказывался так во власти другого человека…

— Вот, посмотри сюда, — тихо сказал тот.

Андреас посмотрел, куда было велено, и увидел в стенной нише несколько расписных небольших досок. На них были изображены человеческие лица, все смуглые, с большими темными глазами. Глаза остановленно глядели на Андреаса.

— Вот сюда посмотри… — пальцы как-то липко коснулись его руки.

Андреас осторожно отвел свою руку.

Эту доску он сразу для себя заметил, она влекла его, она была что-то знакомое. Это лицо он прежде видел — в спокойной воде, налитой в круглую оловянную тарелку; в полированной поверхности металла. Это было его лицо. Всякий раз оно так резко выплывало, и поверхность вдруг представлялась глубокой. Он думал быстро, а точно ли это его лицо? Потому что оно было очень красиво. Такая красота сама по себе хотела, требовала остановленности, замкнутости в каком-либо плотном материале. А он был ведь живой, одержимый разными мыслями и чувствами. Он не мог быть таким красивым, как это мгновенно остановленное лицо. И вот оно остановлено навсегда, на этой деревянной доске. Правда, и в каменной статуе, сделанной Гансом, остановлено лицо Андреаса. Но там Андреас маленький, и важна там не красота, а доброта… А на этой доске важна красота. И потому на кудрях юноши надет венок, весь из мелких золотых листочков. И словно бы идет какой-то странный жар от этого лица, от этих глаз темных…

— Узнал? Видел ты когда-нибудь свое отражение?

— Да, это изображение немного похоже на меня…

— Оно недвижно, в нем потому нет всей этой силы твоего живого очарования, — с какой-то странной резкостью проговорил управляющий. — Я слышал, ты хороший мастер, но я не знал, что ты живое совершенство прелести…

— Могу я уйти? — Андреас чувствовал, что голос его звучит нерешительно.

— Древняя ли это работа, как ты полагаешь? — человек словно и не услышал вопроса Андреаса.

— Да. Я думаю, очень древняя, и тоже с Востока, — Андреас чувствовал напряжение в горле, это он старался говорить так, чтобы не ощущалась невольная дрожь в голосе.

— Все с Востока, — сказал человек. — Вот и ты с Востока. И неужели ты думаешь, я тебя привел сюда для того, чтобы ты сейчас ушел отсюда?

— Чего вы хотите? Убить меня? — выговаривая эти вопросы, Андреас уже тихо примеривался, как будет сопротивляться. Он моложе и сильнее, он это чувствует. Но если управляющий позовет кого-нибудь на подмогу…

— Нет, как можно убийством уничтожить такое живое сокровище! Я хочу дать тебе много денег, многое сделать для тебя. Неужели ты до сих пор не понял, чего я от тебя хочу? Ведь живешь ты, сокровище мое, среди людей…

Андреас прижался спиной к стене у самой двери.

— Я слыхал, как же, — грубовато и буднично ответил он. — Это мужеложством называется. Но я этого делать не буду. Позвольте мне уйти. — Теперь Андреас ощутил в своем голосе враждебность к этому человеку, что стоял так близко от него. Конечно, эта враждебность была естественна, но Андреасу совсем не хотелось никакой враждебности, даже такой естественной. — Отпустите меня, — он сделал над собой усилие почти мучительное, и заговорил спокойно и мягко. — Вы видите, я не хочу. Не надо насильно… — голос все же дрогнул…

Один миг, равный целому веку, длилось молчание. Затем человек спросил тоже спокойно:

— Будешь молчать обо мне?

— Об этом можете не спрашивать, — спокойно и участливо отвечал Андреас.

— Я знаю, да, ты будешь молчать, — в голосе человека послышалась горечь. — А если услышишь, как обо мне такое говорят?.. — он не успел договорить, а Андреас уже снова ответил мягко:

— Все равно буду молчать. Я бы сказал, что это неправда, но ведь если услышат, как я защищаю вас, подумают и о вас и обо мне дурное. И вам я тогда не помогу, и себя очерню.

Человек рассмеялся легко.

— Я хотел было просить тебя, чтобы ты иногда приходил ко мне беседовать, ведь с тобой так легко и радостно говорить, но я понял, что это лишь дало бы мне на какое-то время надежду, которая никогда бы не сбылась. И я не хочу мучить тебя. Иди за мной и больше не бойся.

— Я не боюсь, — Андреас отступил от двери. Он и вправду не боялся.

И снова он шел следом за управляющим. Они снова прошли прихожую и подошли к двери на улицу.

Управляющий молча открыл ее. Андреас поклонился, как надо кланяться знатным, и вышел на улицу.

Привратник стоял у двери снаружи. Он поджидал Андреаса дружелюбно и с любопытством.

— Ну что, заплатили тебе? — спросил привратник.

— А не за что, — Андреас приостановился и весело пожал плечами. Так хорошо ему показалось на улице, на свободе. — Не за что, я только посмотрел камни, а делать с ними ничего не буду, не возьмусь… — од хотел было сказать, что эти камни слишком дороги для того, чтобы с ними работал такой молодой мастер, как он, но решил, что эти слова, пожалуй, будут лишними.