Налле Лапсон и Тяпка - [9]

— Я и задние сложить могу, если что, — сообщил Тяпка.

— Гляди, что там за афиша? — сказал Налле Лапсон. — Что-то про собак. Погоди-ка, я прочту как следует. ВЫСТАВ-КА СО-БАК. А дальше… погоди-ка. «Первый приз: серебряный ку-бик»… нет, «ку-бок». Что это?

— Что-то из серебра, — предположил Тяпка.

— Его можно продать и получить много денег, — воодушевился Налле Лапсон. — Если ты, конечно, получишь первый приз.

— Ты имеешь в виду, что я должен участвовать в собачьей выставке? — сказал Тяпка. — Да ни в жизнь!

Тут они как раз повстречали красивую овчарку. Она важно помахивала хвостом.

— Давай-ка с ней об этом потолкуем, — шепнул Налле Лапсон Тяпке. А в полный голос обратился к овчарке так: — Прошу прощения за беспокойство, но известно ли фру… фру собаке об этой выставке?

— Безусловно, — ответила овчарка. — И первый приз возьму я.

— Видите ли, — продолжал Налле Лапсон. — Мы-то подумали… Мой товарищ тоже собрался пойти выставиться. Если можно так выразиться.

— На выставку допускаются только породистые собаки, — ответила овчарка с невероятно надменным видом.

— Породистые? — переспросил Налле Лапсон. — А что это значит?

— Породистые — это значит из приличной семьи, — ответила овчарка.

— Я из семьи Штемпелиус, — смущенно сказал Тяпка. — Мой хозяин — почтмейстер. А хозяйка — почтмейстерша. Очень и очень приличные люди, так что вот.

— Хозяин с хозяйкой тут ни при чем, — отрезала овчарка. — Речь о твоей собственной родословной. У тебя же ее нет, это сразу видно. А меня зовут Леди Лаванда из Экебюхольма, и у меня шестьдесят два предка.

— А предки — это кто? — спросил Налле Лапсон.

— Вы оба — умственно отсталые, — заметила овчарка. — Предки — это отец с матерью, их родители и так далее, и тому подобное.

— Отец с матерью есть у каждого, — спокойно ответил Тяпка. — А также бабушки с дедушками и так далее. Лично меня зовут Тяпка, а предков у меня десять тысяч триста шестьдесят четыре.

— Я не намерена с тобой дискутировать, — высокомерно ответила овчарка. — Речь о собаках из приличной семьи.

И овчарка удалилась, подрагивая хвостом.

— До чего же противная, — сказал Тяпка.

— Не расстраивайся, — сказал Налле Лапсон. — Главное, чтобы самому быть добрым и воспитанным, а не чтобы прадедушку твоей прабабушки как-то звали в каком-то Экебюхольме.

— Но на эту выставку я все-таки, пожалуй, не пойду, — сказал Тяпка.

Глава пятнадцатая. В Гаване кто-нибудь сходит?

Вестерчёпинг лежал на берегу довольно большого озера, и в городе имелся порт, куда приходили и откуда уходили разные суда.

Налле Лапсон и Тяпка отправились в порт.

Оттуда как раз собирался отчалить белый паровой катер. Но его капитан все стоял на набережной и громко жаловался прохожим.

— Это какой-то кошмар! — причитал он. — Мой швартовый мальчишка удрал! Где я сейчас найду другого? Судно через пять минут отправляется!

— Прошу прощения, — сказал Налле Лапсон. — А швартовый мишка вас не устроит?

— Думаешь, справишься? — спросил капитан.

— Смотря по обстоятельствам, — ответил Налле Лапсон. — А что, собственно, нужно делать?

— Спрыгнуть на берег, когда катер подходит к причалу или набережной, и привязать швартовы. Вот, собственно, и все, — сказал капитан.

— Пожалуй, пойдет, — сказал Налле Лапсон. — А какое положите жалованье?

— Пять крон в день, — сказал капитан. — Плюс питание.

— Согласен, — сказал Налле Лапсон. — Если только мне будет позволено взять на борт эту собаку. В качестве корабельного пса.

— А мне какое положите жалованье? — спросил Тяпка.

— Тихо, — одернул Налле Лапсон. — Получишь половину моего.

Капитан тотчас нахлобучил на Налле Лапсона бескозырку. Тот страшно загордился.

— Эй, на шхуне! — крикнул капитан. — Все пассажиры на местах? Курс — океан, правый борт, левый борт и все остальное — вперед!

Катер стал отдаляться от берега.

Налле Лапсон расхаживал между пассажирами и говорил направо и налево:

— Морской болезнью не страдаем? Ну нет, сегодня не особенно штормит. То ли дело в прошлом году! Десятого августа! Вот это, я вам доложу, был штормяга! Эй, дамочка, осторожнее там по правому борту! В Гаване кто-нибудь сходит? Все пассатижиры, кто сходит на берег, встаем в очередь вдоль левого галса!

— Хватит болтать ерунду, — сказал капитан Налле Лапсону. — Смотри не прозевай причал! Мы уже подходим! Ну, прыгай давай! — крикнул наконец капитан. — Отдать швартовы!

Налле Лапсон призадумался, прежде чем прыгать, а потом еще раз.

— Ты едва успел, — сказал капитан.

— Так успел ведь, — сказал Налле Лапсон.

— Крепи конец! — крикнул капитан.

— В смысле веревку? — уточнил Налле Лапсон.

— Это не веревка, а канат, — рявкнул капитан, совершенно побагровев лицом.

— Мне веревку узлом завязать или как? — спросил Налле Лапсон.

Катер со всей силы врезался бортом в причал, на котором стоял Налле Лапсон и почесывал бескозырку.

— Бестолочь! — гаркнул капитан.

— Эй, на шхуне! — гаркнул Налле Лапсон.

Но скоро Налле Лапсон научился швартоваться — на последних причалах у него стало отлично получаться. Правда, катер уже возвращался обратно в Вестерчёпинг.

— Есть все-таки что-то в морском деле, — заявил Налле Лапсон Тяпке. — Здоровое и свежее.

— А я вот интересуюсь насчет питания, про которое говорил капитан, — сказал Тяпка. — Я сто лет таким голодным себя не помню!