Наковальня льда - [7]

— А теперь, сэр подмастерье, прошу вас спуститься и помочь мне с большим ящиком внизу, — проворчал он. — Но на этот раз будьте поосторожнее!

Когда Альв сошел в воду, его внимание привлек какой-то предмет немного дальше по пляжу, черный на фоне желтоватой пены, омывавшей его. Приблизившись на несколько шагов, он с потрясением узнал старого Хервара, оставшегося лежать на месте своей гибели. Изо рта кузнеца выпирал одеревеневший язык, обугленные руки, вскинутые вверх немым, бессмысленным жестом, словно о чем-то предупреждали небеса. «Он не стал бы брать ученика, который мог бы вскоре превзойти его»… Теперь былые обиды остались позади. Альв повернулся на сердитый окрик Эрнана и поспешно взялся за другой конец длинного черного ящика эквешской работы, судя по изображениям хищных птиц на крышке и большому накладному замку. Ящик оказался легче, чем он ожидал, и вдвоем они без труда вынесли его на мелководье. Но когда Эрнан поднялся на борт корабля, а Альв занес свой конец ящика на планшир, его взгляд упал на какой-то яркий предмет, выглянувший из щели в крышке, приподнятой на петлях. Он уже собирался окликнуть Эрнана, когда воспоминание вспыхнуло в его сознании. Он вгляделся пристальнее. «Нечто» было мягким и легким, как хорошо выделанная замша с бело-голубым узором, вытисненным четко и рельефно. Он не мог забыть этот узор в виде птичьих перьев, поскольку совсем недавно видел его кружащимся и танцующим на носовой платформе рейдерского корабля, пока сами небеса не разверзлись, обрушив молнию на галечный пляж. Зачем мастеру-кузнецу Майлио понадобилась маска Громовой Птицы из одеяния эквешского шамана? Он помнил, как танцовщик рухнул на палубу, словно лишившись сил. Он помнил также влажную, пропитанную потом прядь волос, прилипшую к высокому, бледному лбу мастера-кузнеца. Но тут Эрнан нетерпеливо потянул за край ящика, и Альв задвинул свои мысли поглубже в темноту, преисполнясь решимости ничем не выдать себя. Ему предстоит многому научиться, и он будет учиться, прежде чем задавать поспешные вопросы. Поэтому в середине дня, когда эквешские корабли подготовились к отплытию и мастер-кузнец поднялся на борт, он держался в тени и приветствовал хозяина с подобающим уважением.

Когда тяжело нагруженные суда проходили через разбитые Морские Врата, скрипя веслами в уключинах, он стоял на корме у массивного румпеля, впитывая запахи соли, дегтя и вяленой рыбы, и наблюдал, как языки пламени поднимаются над крышами городка, который он никогда не называл своим домом. Внезапно огромный позолоченный флюгер пришел в движение; великан-рулевой потянул носом воздух и что-то прокричал капитану, стоявшему на узком мостике. Вскоре весла были убраны, и палуба задрожала под босыми ногами матросов, бегущих разворачивать паруса из-под широкой нок-реи. Черное квадратное полотнище распрямилось и вздулось на ветру, натянув паутину просмоленных канатов. С юга подул ровный, сильный ветер, превративший пылающие здания в огненное горнило, но мальчик по имени Альв уже не видел этого. В своих долгих странствиях, которые в конце концов привели его к самому сердцу мира, он более никогда не возвращался сюда.

ГЛАВА 2 ПОДМАСТЕРЬЕ

Черные корабли мчались на север с попутным ветром, и погоня, если она и была, осталась далеко позади. Немногие суда, встречавшиеся по пути, поспешно меняли курс и устремлялись к побережью, ибо в этих местах не было сил, способных противостоять эквешским рейдерам. Так продолжалось два дня, и все это время про Альва никто не вспоминал: Эрнан страдал на корме от морской болезни, а мастер-кузнец уединился с эквешскими капитанами. Одиночество могло бы тяготить некоторых мальчиков его возраста, но Альв давно привык к собственному обществу. Его вполне устраивала возможность забиться в уголок среди кучи грузов, накрыться грязной шкурой, размышлять о своем и поменьше попадаться на глаза. Так было теплее… и безопаснее. Впрочем, ему не угрожала настоящая опасность — эквешцы относились к мастеру-кузнецу с благоговейным почтением и не трогали то, что он называл своей собственностью. Альв мог получить пинок или проклятие, случайно попавшись кому-нибудь под ноги, но не более того. Зато с других кораблей, где содержались пленники, время от времени доносились крики, от которых кровь стыла в жилах. Эквешцы были беспощадным народом — тщеславным, заносчивым, драчливым и более жестоким, чем любой другой народ того времени. То, что Альву пришлось увидеть и пережить за последние дни, лишь укрепило его ненависть, которая с тех пор никогда не покидала его.

Но, наконец — казалось, целую вечность спустя — нос флагманского корабля врезался в песок узкого пляжа между высокими, холодными утесами. Все пожитки мастера-кузнеца с великой тщательностью были выгружены на берег высоко над линией прилива под его личным наблюдением. Потом прозвучала резкая команда, и воины, выгружавшие последние ящики, подбежали к носу корабля и начали отталкивать его от берега. Когда они забрались на борт по канатам, весла дружно вспенили воду. Гребцы затянули монотонный речитатив, и без малейшего намека на прощание хищное боевое судно двинулось навстречу остальным, поджидавшим на рейде. Наблюдатели на берегу увидели, как черные паруса провисли и затрепетали на ветру, поворачиваясь на нок-реях. Затем паруса были зарифлены; рейдерские корабли повернулись против ветра и устремились к западному горизонту, словно убегая от восходящего солнца.