Наклонный горизонт - [3]

Когда-то Белинский доказывал, что «люди часто принимают за поэзию свои собственные мысли». Нужно думать, что литература в своих образах станет шире и объективнее по мере того, как будет освобождаться от конфликта ненормальной личности (или общественной обстановки).

Сюда же примыкает и вопрос о положительном герое. Из сказанного очевидно, что никакого другого главного героя, кроме положительного, в новой литературе и не может быть. Это, однако, вовсе не значит, что строгое и тщательное воспитание будущего человека, долженствующее сделать невозможным прямой конфликт личности с обществом, будет формировать одинаковых, хотя бы и чрезвычайно полезных обществу людей.

Чем глубже и тоньше будет самодисциплина, понимание общественного долга и координация чувств и поступков отдельной личности сообразно с другими людьми и обществом, тем большая забота должна быть проявлена обществом по отношению к личности. Повышение обязательств человека и общества (государства) должно быть только взаимным, и только в этом случае будет исключена ненормальная общественная обстановка для положительного героя. Если личность не делает ошибок поведения, то тем более недопустимы ошибки общества.

Помнится, меня не раз упрекали за то, что герои романа «Туманность Андромеды» выглядят очень «голубыми» (театральное словцо, к сожалению, укоренившееся в критике), то есть что они слишком правильные, холодные, не вызывающие сочувствия и симпатии. А один из критиков назвал героев этого романа «изысканно интеллектуальными». Критик этот, видимо, считает изысканным то, что не подходит под мерки сегодняшнего времени, а завтрашний день он склонен представлять себе исходя из своих нынешних канонов. Где уж тут говорить о качественном скачке, о принципиально иной основе во взаимоотношениях людей будущего! Как же может быть иначе в отдаленном будущем, когда люди давно уже (не десятки лет, а несколько веков) освобождены от множества чисто материальных забот, военных тревог, опасения за будущее детей и близких, страха перед мучительными и не поддающимися медицине болезнями, тоски от неудач и тесной жизни, печали от недоступности красивых вещей, картин и книг, грусти от неизбежной надвигающейся старости и слабости… Устремленные только в творческий труд, погруженные в общественную деятельность, люди далекого будущего действительно покажутся нам, с одной стороны, фанатиками и аскетами, горящими и одержимыми тем, что нам непонятно, как и непонятна сила их эмоций по поводу вещей, не имеющих большого для нас значения. Аскетами по воспитанию, личным материальным потребностям, равнодушными, малоэмоциональными и беспечными в отношении вещей, кажущихся нам сегодня жизненно важными.

Нечто подобное, пока еще не в столь сильной степени, должно произойти вскоре с людьми передового социалистического общества. Долг литературы и искусства — предвидеть это и показать.

2

Кризисные процессы в современном капиталистическом мире породили усиленный спрос на низкопробное чтиво для «массового» употребления. Не будучи в силах привлечь массового читателя к бесперспективному будущему буржуазного мира, авторы всяческих «детективов» и «комиксов», естественно, свернули с пути реализма и гуманизма. Им оставалось лишь «динамически» усилить до предела прежние конфликтные линии, то есть ненормальных людей и ненормальную обстановку жизни, что и привело к расцвету массовой литературы о маньяках, бандитах, чудовищных режимах, патологическому изображению войны и общества, порнографии и т. д. Так и произошла удивляющая нас метаморфоза: благородный либеральный герой вытеснен бандитом и садистом, место гуманизма занял фашизм с его разделением на высших и низших, красоту природы затмили ее отвратительные стороны и ужасы, красоту любви и тела человека заменила порнография.

«Динамизм» характерен для всей последней четверти века развития литературы, театра и кино Запада и иной раз находит, — правда, только как прием, — сторонников и последователей у нас, в странах социализма. Само собой разумеется, что типический отбор событий и известное «уплотнение» времени необходимы для всякого произведения художественной литературы. Однако существует определенный предел типизации, за которым концентрация ярких, волнующих, потрясающих случаев жизни становится искусственной, нарочитой, и «сжатие времени», нужное для всякого повествования, переходит все границы правдивости. Насыщение произведения потрясающими событиями на всем протяжении повествования делает произведение легко читающимся, сильно действующим на эмоции и воображение, но это — наркотическая увлекательность. Все было бы не столь страшно, если бы не массовое, гигантское распространение «динамической» литературы.

Естественно, что приключенческая, фантастическая, военная и т. п. литература, в которой особенно сжат и насыщен отбор событий, пользуется большим успехом, и прежде всего среди молодежи. Но в ней же, по-моему, таится серьезная опасность, плоды которой уже сейчас начинают пожинать западноевропейские страны. Обычная трудовая жизнь вовсе не так сильно насыщена большими впечатлениями и переживаниями. Жизнь — это долгие дни, наполненные простыми радостями труда, отдыха, скромных, но отрадных «маленьких» впечатлений, ласкового слова, красивого цветка, облака, дуновения ветра. В череду трудовых будней, как звезды, вкраплены ослепительно яркие переживания и впечатления больших событий (которые, кстати, потому и ярки, что редки!). В «динамической» перспективе выпадает основа обыденной жизни, жизнь представлена состоящей лишь из ярких «звезд», и (в этом вторая вредная ложь такой литературы!) человек якобы полностью сохраняет свежесть впечатлений и переживаний, какая возможна лишь при полном отдыхе нервной системы и по законам физиологии не может иметь места при частом повторении очень сильных ощущений. Они просто перестанут действовать и перейдут в надоевшую обыденность.