Наказанный развратник - [20]

Тотоша чуть не столкнулся с рабочим, который наконец вернулся с банкой краски нужного цвета. Краска зловеще булькнула, грозя снова выплеснуться на Тотошу, но на этот раз все обошлось.

— Спасибо, — сказал со своей стороны и Саша, когда они с Верой отвязались от Тотоши и скрылись в комнате за портьерой. — Если бы не ты, прямо не знаю…

К Вере вернулось ее обычное самообладание, и она только пожала плечами. Саша подумал и добавил:

— Мы больше не будем.

— Я тоже больше не буду, — пообещала Вера. — Хотите падать с крыши — падайте. Делать мне больше нечего, как вас там сторожить. Хорошо, в цеху никто не заметил, как я внезапно исчезла.

— А что ты пела?

— «Летите, голуби, летите, для вас нигде преграды нет!»

Саша вздохнул.

— Не сердись. Это все Тотоша. Я его увести хотел, а он…

— Излечился от своей фобии, да? — Вера покачала головой. — Лучше бы уж не излечивался. Всем бы спокойнее было.

Саша потер колено, хотя оно уже не болело. Поболтал ложкой в остывающем чае. Щелкнул выключателем лампы, хотя было еще совсем светло.

— Я знаю, почему он излечился.

— Медитация помогла? — Вера презрительно скривила губы.

— Нет. Это из-за Сёмы. Так со всеми бывает, кто с ним работает. Ты не замечала? Хотя нет, конечно ты не замечала. Ни ты, ни Ваня. Вам не понять.

— Где уж нам! Я вот сейчас точно не понимаю, что ты несешь.

— Не понимаешь, потому что с тобой такого не было. Ты самодостаточная, ты не зависишь от партнера по сцене. Ну то есть с кем-то ты больше любишь работать, с кем-то меньше, это понятно, это у всех так. Но ты будешь одинаково хороша, с кем бы ты ни пела.

Вера польщенно улыбнулась.

— Ну в общем да. Но при чем тут Сёма и Тотоша с его фобией?

— С Сёмой легко работать. Я с самого начала заметил, еще в «Доне Карлосе». И даже не то чтобы легко, с Ваней вот тоже легко… не в этом дело. Сёма для слабых артистов — что-то вроде допинга. Вот для меня, ну или для Тотоши. Без него я совсем по-другому пою и по-другому играю. Намного хуже. Я даже на репетициях замечаю: как только у нас совместные сцены — все идет как надо, без сучка, без задоринки. Да что там репетиции, меня среди ночи подними и поставь на сцену рядом с ним — и я спою. Хоть Лепорелло, хоть Филиппа, да что угодно вообще. Может, вокруг него какое-то электромагнитное поле, я не знаю…

Вера смотрела на него во все глаза и, кажется, очень старалась не расхохотаться.

— Саша, ну ты… ну совсем!

Она все-таки рассмеялась. Саша взял стакан и через силу глотнул холодного чая. Люди всегда смеются, когда он решается заговорить о том, что у него на душе.

— Ну ты себе и придумал! — Вера посмотрела на него почти ласково. — Ты серьезно это все? Саш, ну это же самовнушение! Просто ты знаешь, что Сёма… ну, тот, кто он есть, и поэтому…

— Нет. В тот раз, с «Доном Карлосом», тоже так было, но я ничего такого себе не внушал. Я вообще ничего не знал тогда про Сёму. И мучился на репетициях с Великашей, и жалел, что согласился, и Великаша жалел… ну, я тогда думал, что он жалеет, я ведь его считал просто режиссером, который неудачно выбрал исполнителя. А как только подключался Сёма — все шло как по маслу. Я не сразу это понял, потом уже, задним числом… Все так удачно в итоге прошло, и я подумал — значит, я и вправду справился, все-таки я чего-то стою! А потом, когда все кончилось, оказалось, что ничего я не стою и ничего я сам, один, не могу. Я поэтому не хотел в этот раз ехать… с «Дон Жуаном» это ведь тоже обман получается. Все, что я делаю сам, я делаю плохо. Все, что я делаю хорошо, не моя заслуга, а Сёмы. Зачем тогда вообще все?

Вера уже не смеялась, а разглядывала его с возрастающим изумлением.

— Надо же! Ты казался мне более… здравомыслящим.

— Я стараюсь таким казаться. Но на самом-то деле… Я себя убеждал, что у меня возраст еще не тот. Что не надо спешить, что время работает на меня. Но это неправда.

— Это именно что правда. Господи, в твои-то годы! Тебе педагога надо бы сменить, вот что, я еще в прошлый раз говорила.

— Я сменил. Лучше не стало. Лучше становится только тогда, когда я пою с Сёмой. Это очень простая закономерность, и у меня было много случаев ее проверить. И вот Тотоша, у него ведь то же самое.

— Не сравнивай себя с Тотошей!

— Почему это? Мы с ним похожи. Он хорошо поет в этот раз, ты не заметила? И фобия эта его прошла. А кончится все, вернется он в свой КОТиК — и останется, как я, ни с чем.

— Не останется. При такой-то женушке! Насчет Тотоши не беспокойся. И сам тоже выброси из головы эту чушь. Это ж надо было додуматься… Нет, Сёме было бы лестно это услышать. Наверное. Но ты лучше эту галиматью никому больше не повторяй.

— Не буду. И ты тоже никому не рассказывай, ладно? Это я так… может, и правда показалось.

— Я сегодня просто хранительница чужих тайн, — усмехнулась Вера. — Причем настолько идиотских, что сама рада бы их не знать. И, к слову о Сёме, ты помнишь, что он просил быть осторожнее и не делать глупостей?

— Угу. Ничего не делать. Стоять и петь.

— Да, Сашенька, если он скажет стоять и петь, то стоять и петь. Беречь душевное здоровье — свое и окружающих, выбросить из головы всякий мусор и не разгуливать по крышам.