Накануне Судного дня - [25]

— Эй, пора бы вам обоим уже и проснуться, — весело загудел Кроч глухим басом.

— Э-э-э… Что? — пробормотал Уолли, барахтаясь, словно карась на крючке. — Кто спит? А-а, эта старая ведьма…

— Да и сам-то ты храпака давал, сынок, — огрызнулся в ответ хриплый голос. — Ишь, развалился на спине, да еще рот разинул, будто сопливый птенец, только что вылезший из яйца.

— Я просто задумался, — холодно отозвался Уолли. Он попробовал встать на ноги, но тут же упал.

— Да ладно вам, мне не привыкать, — дружелюбно заметил Кроч. — Я тут наловил немного рыбки и развел чудный костерок, чтобы поджарить ее на вертеле. Вот, попейте пока.

Уолли не удивился серебряному кубку с чеканкой в виде оживленных охотничьих сцен. Пи-Айчен посылал свои дары даже несчастным, загнанным в зеленом лесу беглецам.

— Вода! — воскликнул он, отведав. — Ты что, не мог попросить у Пи-Айчена чего-нибудь покрепче?

Кроч отшатнулся и пристально уставился на Уолли. Они сидели на небольшой лужайке возле милого ручейка, и косые лучи солнца в ликовании раннего утра наполняли листву светом.

— Странный ты человек, — медленно проговорил Кроч. — Ты взываешь к Пи-Айчену без слов — умение, как я слышал, свидетельствующее о благородстве, хотя прежде не верил этому, — и в то же время ты задаешь безрассудные вопросы. — Он перевернул серебристую рыбу на вертеле. — Нельзя просить Пи-Айчена о пище и питье, если не желаешь быть пораженным громом и молнией. Только тот, кто находится в самой крайней нужде, может рассчитывать на милость ради поддержания жизни.

Уолли уныло подумал, что все это смахивало на недавние видения бифштекса с бутылками виски и огромной красной головки сыра. Так же как и недоступные танцующие девушки.

Поскольку теперь Джек мог руководствоваться лишь собственными пристрастиями, он выбрал себе светлую желтовато-коричневую рубашку с брюками и ощутил необычайное удовольствие, когда ладно скроенная одежда появилась перед ним — холодная, но быстро вбирающая в себя тепло тела. Кроч облачился в мохнатый плащ, который превратил его в здоровенного медведя, подпоясанного кожаным ремнем с бронзовыми пряжками и с висящим на боку большим мечом в ножнах. Тут послышалось брюзжащее нытье старухи, и оба со смехом обернулись.

— Благодарю Тебя, о великий Пи-Айчен, — заскрипела она, елозя резиновыми губами по одиноко торчащим зубам. — Беллахронтисы прекрасны, но немного… прости мне мою дерзость, о великий Пи-Айчен… немного великоваты. Такие не подойдут.

Мужчины изумленно уставились на нее. Старуха нарядилась в богато украшенную драгоценными камнями шуршащую юбку, надела золотые нагрудники и повесила на лодыжки колокольчики — полный набор тайных приманок профессиональной танцовщицы. Живот ее сверкал белизной. Беллахронтисы, очевидно, не подошли.

— Вот что значит глаза завидущие, — с присвистом заметил Кроч.

Она обернулась к ним и сплюнула. Колокольчики, камни и украшения весело зазвенели.

— На себя посмотрите, шуты гороховые. А меня оставьте в покое.

— Да не волнуйся ты! — расхохотался Кроч. — Не трону я твои побрякушки.

— А-а, пропадите вы пропадом, — проворчала старуха и, когда новые беллахронтисы, на сей раз подходящего размера, засияли божественным светом, тут же, не дав камням согреться, ввинтила их в свой пупок. — Вот, — сказала она, позируя с раскрытым по забывчивости ртом, так что у Джека с Крочем мурашки пробежали по коже от ее зияющей улыбки. — Теперь все готово, мальчики. Ну, как я выгляжу?

— Скажи ты ей, Кроч, — торжественно произнес Уолли.

— Я? — Кроч смиренно покачал головой. — Кто я такой, чтобы возносить хвалу самой королеве крокодильего царства?

Колокольчики на ее лодыжках зазвенели на удивление мягко и мелодично. Она танцевала, так ловко вскидывая вверх руки, что браслеты выбивали нежный ритм из золотых нагрудников. Юбки взлетали, словно осенняя паутинка. Ярко сияло солнце.

— Бедное, старое, одноглазое и беззубое чудо, — пробормотал Уолли, тронутый.

Ноги выделывали пируэты на траве, колокольчики согласно звенели, юбки взмывали вверх… но вдруг нетвердые старческие лодыжки дали осечку и она упала посреди рассыпавшегося великолепия шелков и драгоценностей.

— Бедняга, — сказал Кроч. — Когда-то, наверное, она была танцовщицей.

— Что значит «когда-то», собачий сын? — Оттолкнувшись от земли худыми руками, она подалась вперед и свирепо уставилась на них, склонив голову так, чтобы мощный орлиный нос не загораживал ее единственного глаза. — Я — лучшая танцовщица Брианона из всех, что когда-либо существовали. И другой такой больше не будет.

— Я верю тебе, — сказал Уолли. Он быстро подошел к ней и, нагнувшись, взял ее за руку. — Позволь, я помогу тебе подняться.

Она посмотрела на него с недоверием, готовая выругаться сквозь зубы, затем в ее одиноком, с красными прожилками, глазу появилось необычное застенчивое выражение и она хихикнула:

— Благодарю вас, добрый господин.

— Держись теперь крепче, чучело, — посоветовал Кроч.

Уолли взглянул на старуху. Она протянула ему свою белую руку, и он помог ей встать, сам удивляясь собственной галантности. На ощупь мышцы ее были тонкими, как ниточки, но кожа оказалась упругой и гладкой. Теперь он заметил, что волосы ее были окрашены в черный цвет лишь поверхностно — у основания виднелись белокурые корни. Значит, она не такая уж старая и седовласая, как он думал.