Наизнанку. Личная история Pink Floyd - [23]
Вот что делает с людьми воодушевление – прямо неловко смотреть. Это мы перед старым зданием EMI на Манчестер-сквер, поблизости от Оксфорд-стрит, а позади нас – Собрание Уоллеса.
Спустя пару месяцев после подписания контракта нас принимали на полномасштабной вечеринке фирмы грамзаписи, где хозяевами выступали ветераны фирмы, включая Бичера Стивенса, который реально подписывал с нами контракт (и вскоре после этого попрощался с EMI – я уверен, мы тут ни при чем). В штаб-квартире на Манчестер-сквер установили сцену, доставили туда наше световое шоу, и мы сымитировали исполнение «Arnold Layne». Всем хватало канапе и шампанского выше крыши, а кое-кто из гостей получил на гарнир кое-какие химикаты.
Я прекрасно помню, как мы ехали в лифте с сэром Джозефом Локвудом, главой фирмы. Тогда он был всего на седьмом десятке, однако нам казался столетним стариком. Похоже, очередную причуду музыкальной индустрии он воспринимал совершенно хладнокровно. Впрочем, сэр Джозеф несколько встревожил Дерека Найса, режиссера нашего рекламного клипа «Arnold Layne», предложив установить задником сцены наверху лондонский Тауэр – тогда все группы смогут приходить и изображать свои хиты перед камерой, а потом их будут рассылать по всему свету. Поистине сэр Джозеф на многие годы опередил свое время.
Непременная церемония подписания контракта проходила в присутствии фотографов, обеспечивавших вещественные доказательства, – очевидно, по требованию подозрительной юридической службы, на тот случай, если эти непредсказуемые и капризные музыканты позднее заявят, что их подписи были подделаны. Мы искренне восторгались и были чертовски горды собой. Мы вдруг стремительно вырвались в ту сферу, которая всего несколько месяцев назад казалась нам несбыточной фантазией. Так что, когда нас попросили попозировать для фотографий, наша эйфория дошла до такого градуса, что мы принялись радостно скакать и резвиться самым постыдным образом.
3. Балдеж-шмалдеж
На Эбби-роуд, во время записи «The Piper at the Gates of Dawn». Микрофон на вид старомодный, но прочный, надежный и очень качественный, как и вообще всё в студиях EMI, включая сотрудников…
Вслед за пышным празднованием подписания контракта с EMI пришло время спуститься на землю и приступить к серьезной работе. В отличие от многих других групп, мы не выплатили музыкальные долги. По сути, мы толком не сделали первый взнос. У нас не было изнурительных гастролей, мы не играли целый год в клубах на Репербане. Всю осень 1966 года наши выступления проходили на нескольких любимых концертных площадках и в окружении вполне преданной нам аудитории. Нам еще только предстояло столкнуться с неведомыми цивилизациями, что таились за пределами психоделической деревни.
Транспорт был (и, пожалуй, до сих пор остается) главной проблемой для новых групп. Одалживая родительский автомобиль, проблему не решишь, особенно учитывая, что он немедленно теряет в цене, если заталкивать в маленький салон барабанную установку и остальных членов группы. Приобретение фургона обходилось дорого и не приносило того удовольствия, с которым можно метнуть всю стипендию на новую гитару или басовый барабан. Можно было выступать с сомнительным набором отнюдь не идеальной или взятой напрокат аппаратуры, однако группе (с кучей оборудования, которая только росла) по-прежнему требовалось добраться до места выступления, а затем благополучно вернуться домой.
До сделки с EMI путешествия за пределы Лондона обычно ограничивались возможностями нашего фургона марки «бедфорд». Мы стали гордыми владельцами этого транспортного средства еще во времена Tea Set, когда однажды поздним субботним вечером приобрели его за двадцать фунтов стерлингов на развале торговца автомобилями. Торговец не верил своей удаче – фургон, скорее всего, уже дожидался очереди на свалку. В остром приступе щедрости торговец посулил продать фургон «с обувкой и потрохами», что на его языке означало свежий комплект шин и уплату налога на транспортное средство. «Бедфорд» оказался невероятно медлителен (его запросто обогнал бы мой старый «корешок»); низкую скорость затмевала лишь его ненадежность.
Дополнительная проблема возникла, когда внезапно исчезла наша аппаратура. Рик обычно зарабатывал лишнюю пятерку, после концертов выгружая оборудование у конторы Blackhill, но как-то раз пренебрег своими обязанностями после особенно припозднившегося концерта и просто бросил фургон на остаток ночи в Риджентс-парке. К утру все дорогое переносное снаряжение вроде усилителя (который нам купил Эндрю Кинг) и гитар оказалось кем-то незаконно присвоено. У менеджмента не осталось никаких средств, ни один благотворитель нас не поддержал, так что я ответственно заявляю для потомков: моя матушка, вечная ей благодарность, ссудила нам двести фунтов на замену наиболее важных элементов. Рик порой страдал от уколов вины за этот инцидент, но никакого возмещения так никому ни разу и не предложил.
