Наизнанку - [2]

Он и она, то есть папа и мама, были очень красивы, особенно рядом, вместе они дополняли друг друга. Он лысоватый (что только шло ему), выразительные карие глаза, большие губы, белые зубы и впалые щеки. Высокий, крепкого и даже очень спортивного телосложения (поскольку постоянно занимался разными видами спорта от плавания и бега до бокса и карате где-то в подвалах). Все это обнаруживало в нем идеального самца. Она чем-то напоминала и дополняла его, но в усовершенствованном и изящном женском варианте хорошенькой самки. Тоже карие глаза, длинные темные волосы, точеная фигурка и поистине девственное ангельское личико. Она и была девственной, именно до того момента, как мой папа приехал учиться в мединститут грызть гранит учености, да так его и не выгрыз.

Со временем у меня к ним появилось и накопилось огромное количество вопросов. Еще с раннего детства я чувствовал, что что-то не так, что-то не совсем правильно. Я мечтал о многом. Чтобы отец с матерью были вместе. Чтобы мы жили как семья, я ходил в сад, учился в школе, в сумме на мое понимание жизни я потратил 16 лет, за эти 16 лет ответов на мои вопросы я не нашел. Но самое страшное ждало впереди, мои наивные и детские вопросы, не находя ответов, перерождались в форму ненависти и злости, и эти чувства рвали и терзали меня изнутри. И все это было адресовано родителям, которые в принципе меня очень любили.

Но с детства я был с дедом и бабушкой, и если б нужно было выбирать снова с кем жить, с ними или с родителями как все дети, то, не задумываясь, я бы снова выбрал кашу, вкусные пирожки с клубничным джемом и мои любимые плюшки с маком и сахаром у бабушки дома и все, что с этим связано.

Надо сказать, что всем классическим бабушкам 60 и 70, а моей было 46, к моим шести, а деду 45, так что я был вполне похож на позднего ребенка.

После теплой воды я вытирал мягким полотенцем с ворсинками и рисунком мультяшного мишки с воздушными шариками лицо и вешал полотенце обратно на изгибающуюся горячую трубу.

Потом мы ехали в садик. У бабушки там был свой кабинет, небольшой, но уютный, с длинным стеллажом до самого потолка, для различных книг, от сказок Маршака и Чуковского, до «методик работы с детьми». В общем, этот стеллаж вмещал в себя все, что нужно для воспитания будущего поколения. Вообще-то далеко не у каждого педагога был свой кабинет, но так как бабушка отдала детям двадцать лет и была опытным и уважаемым начальником, то у нее он имелся.

Отчетливо, как на цветной картинке, помню свой детский сад, в отличие от школы (которая была позже), я любил туда ходить. Сад казался чем-то вроде постоянного детского лагеря. И я наслаждался этими впечатлениями. А на что мне было жаловаться? Ребенком я был неприхотливым, кормили хорошо, аж четыре раза в день. Совсем как на спортивных сборах, ешь, тренируйся и показывай результаты. Это сейчас в стране бардак, и, чтобы родителям засунуть свое чадо в детсад, нужно в очередь вставать еще до рождения этого ребенка. Офигеть, дожили. Так вот, скажу несколько слов о питании в те коммунистические времена, от которых все мы были в восторге. Значит, сначала завтрак. Каша на любой вкус – рисовая, пшенная, ну или дурацкая манная, квадратный кусок сливочного масла на блюдце, чай и несколько кусков белого хлеба. На обед тарелка вкусного, содержательного супа, пюре с котлетой, гречка с подливкой и компот с ягодами.

После обеда заведенное правило – крепкий сон на час. А полдник был чуть поскромнее обеда: чай с молоком, творожная запеканка и лимонные конфеты, которые все дети ненавидели, но все равно ели. И наконец, для тех, кого забирали позже всех и кто поэтому оставался на ужин, чаще всего было еще и гороховое пюре. Научно подобранный и сбалансированный рацион, витамин к витамину, углевод к углеводу. В наше время не то, что чувствовать себя сытым на такой хавке, а еще и мышцы можно нарастить.

В детсаду у меня были друганы Вовчик, еще один Вовчик, Димон Казаченко, смешной малый, не сказать, чтоб мы дружили с ним, но, как говорили, «водились». У меня была привычка ржать над Димоном. Вероятно, понятие идиотизма ярко проявляется и в детском возрасте (а ведь тогда не было ничего юморного по телевещанию, кроме «Смехопанорамы» – шутки Хазанова, Иванова и цыпленка табака от Ярмольника). Но Димон Казаченко был сам по себе одарен кретинизмом, и это ему было к лицу, и я ржал всегда. Например, он уморительно любил разговаривать с набитым ртом, кроме того, выдавал такую порой смешную белиберду, что все дети за животики держались, кто-то наделывал даже бывало кучку в колготки от смеха. Как я сказал, с Димой мы общались меньше, чем, допустим, с Вовчиком. С этим мы вроде бы даже дружили. Помню, Вовчик поражал меня своей физсилой. Всегда, когда мы боролись, он скручивал меня в два счета, и я поделать ничего не мог.

– Почему ты такой сильный? – спрашивал я. И он с гордостью отвечал:

– Пью вот столько молока каждый день.

Он раздвигал руки на свой детский метр, для того чтобы показать, сколько он поглощает питательной жидкости. Я наивно прикидывал: «сколько же это, получается, он выпивает тогда бутылок? Удивительно сильный».