Награда - [2]

Первый двор — никого кроме двух женщин непонятного возраста, одна что-то стирает в корыте, пристройка пуста… ладно, пошли дальше

Второй дом пуст вообще, хотя еще ночью здесь кто-то был — теплый очаг, объедки свежие, хозяева, ау?

Третий дом, немаленький, с пристройками, на дворе копошатся два чеченских детеныша лет шести-восьми, замурзанные, — ну цыганчата. Женщина на пороге недобро смотрит на нас, и что-то по-чеченски говорит детям. Старший поднимается и идет в дом, младший делает шаг навстречу Мишке Гаевому, и делает смешную рожицу. Мишка умильно расплывается в улыбке, достает откуда-то из-за лифчика потертый батончик MARSa, протягивает пацаненку, и говорит, что вот, щас второй дам, брату отнесешь. Эта игра в Мать Терезу явно не нравится Кузьмичу, он говорит, что, мол, Миша, ни к чему это. Интересно, где ж он тут MARS надыбал? Пацаненок, не дожидаясь второй конфеты, что-то буркнул, и побежал в дом. Кузьмич, Антоха и Борода пошли за ним.

Мишка Гаевой делает шаг в сторону пристройки, из щелей сарайчика раздается очередь — Мишкина голова взрывается кровавым фейерверком. Прежде чем он успевает упасть, я и Санька с Андрюшкой Твиксы начинаем поливать из автоматов через стены, останавливаемся, Андрюшка рыча — «АААААА, бляди!» выносит дверь сарая ногой. На полу лежат двое: рослый бородач с автоматом, в синей рубахе, еще жив, и кроваво булькая разорванной нижней частью лица, судорожно елозит по полу. Второй, в камуфляжном костюме, лежит, неестественно вывернув шею. Санька остервенело вскидывает автомат и, поливая в упор бородача, орет: «Ах, здесь никого нет? Здесь нет никого?! Здесь нет никого?!!!!!! Су-у-у-у-у-ки!» Остановился, когда магазин был пуст.

Из дома выскакивают, Кузьмич и Антоха, Витька Борода останавливается в дверном проеме. Антоха склоняется над убитым Мишкой, и начинает выть… В начале весны Мишка, сам раненый, тащил полумертвого Антоху на себе через пол-Грозного. С задней стороны дома снова появляются те два замурзанных пацаненка, Антоха стеклянным взглядом вперивается в них, и целит из подствольника… Кузьмич успевает ударить Антоху в плечо и граната улетает гораздо выше, за два двора… Разрыв… Крики…

Метрах в двухстах слева, там, где была наша третья группа, зазвучал автомат, потом еще один, и еще, и еще… Мать вашу, начало — лучше не придумаешь.

Кузьмич дает отмашку — отходим в начало улицы, оттуда улица заворачивая расходится трезубцем по всему поселку. Антоха беззвучно плачет, не вытирая слез, и тащит Мишку…

Из переулка выезжает БМПшка, с брони хриплым басом орет Васька «Высоцкий»:

— Та сторона поселка пустая, а Мусу с ребятами с двух сторон прижали у оврага!

Вторая (меньшая) половина села по ту сторону оврага находилась чуть выше нас, и обзор чичам был великолепный. Судя по интенсивности огня с той стороны, их было раза в три больше, чем наших. Один плюс — их с тыла подпирал крутой склон горы, и в случае подмоги уйти просто так чеченам бы не удалось.

Кузьмич связывается по рации с майором, о чем они говорят — я могу только догадываться, но лицо прапорщика вытягивается, и он молча рвет связь.

— Сейчас ту сторону села минометами… Петров обещает подмогу через 15 минут, а пока за мной, ребят отбивать, — Кузьмич часто заморгал и поперхнулся. — Капитана Мусаева уже нет.

…Не знаю как у кого, но у меня ощущение и осознание потерь, произошедших не на моих глазах, вызывало странные эмоции — как будто во мне, внутри, висит на резинках какой-то груз в районе груди, а когда узнаю, что кто-то погиб — часть «резинок» рвется, и груз бьет где-то внизу, а все внутренности опускаются вслед за ним. Потом оставшиеся «резинки» выравнивают положение, но ощущение тяжести в районе горла остается… Сколько их, этих «резинок» осталось? Сколько из них еще оборвется? Какая из них моя?..

…«Подмога» появилась раньше ожидаемого — из-за склона выкатились два бэтэра, и появилось человек 10–12 тех желторотиков, которые оставались в майором Петровым: как мы узнали позже, они самостоятельно, положив на команды, оставили майора, и пошли нам на помощь. Перли прямо на ту, высокую сторону поселка, идя в рост. Отвлекли огонь на себя — вот и вся война: почти одновременно из трех мест жужжаще бухнуло по бэтэрам, передний покрылся клубами дыма и, став на ребро, начал сползать со склона, затем, перевернувшись, сполз вниз. Взрыв разметал нескольких ребят в стороны. Второй начал разворачиваться, по нему били из-за камней, откуда-то со склона. Господи, да тут вообще гнездо сучье, сколько ж вас, гниды?!

Добравшись до пологой стороны оврага, мы залегли, и начали долбить чичей в задницы, но, судя по тому, что они основной огонь моментально перенесли на нас, от группы Мусы уже никого или почти никого не осталось. Семеро их там было.

Заработали минометы. НАШИ минометы. По НАМ же. Спасибо, земляки!

У Кузьмича не лицо, а черная губка — лежит на боку и орет в рацию, из всего, что он говорит, разобрать можно только маты. ЮЮЮЮЮЮЮЮююююуууууу… ЮЮЮЮюююююуууууу… Если б кто спросил меня, какой звук для меня был самый страшный, я б не задумываясь сказал — «голос» летящей мины. Кажется вечность летит, и летит именно в тебя. Слыша очередь или разрыв, не успеваешь испугаться — или нет, оценить что ли… в тебя или нет, а мина дает время на все эти эмоции.