Нагорная проповедь - [46]

Вот что главное, а не внешняя схожесть нашего поведения в соответствующих случаях с примерами Иисуса. Один и тот же характер поведения может при разных обстоятельствах выглядеть совершенно иначе. Ибо его форма и образ определяются не только изначальным естеством, хотя оно и должно всецело рождаться из него. Тут сказывается и положение вещей, в рамках которого оно обретает свой облик. В наших нынешних сложных условиях все не так просто, как во времена Иисуса.

Сегодня готовность новых людей помогать другим тоже будет совершенно безграничной. Однако они не станут безоговорочно оказывать помощь каждому, кто их попросит, и не будут одалживать всем пожелавшим взять у них взаймы. Ибо это было бы неправильно. Так они только усугубят последствия злоупотреблений и произвола, их же задача – деятельно участвовать в формировании нового человека. Их безграничная щедрость, в точности соответствующая той, на которую указывает Иисус, сдерживается неизменной добросовестностью, которая контролирует надлежащее управление вверенным им имуществом и диктует новый порядок общения с ближним. Согласно этому порядку моим ближним всегда является тот, кому велено обратиться за помощью ко мне, кому в данный момент непостижимым образом указан именно я.

Несомненно, Иисус своими словами намеревался выделить безграничную щедрость и готовность помочь, именно их, и не более. Но в те времена при тогдашних обстоятельствах, в отличие от нынешних, не было особой необходимости указывать на разумные условия, при которых проявляются их качества. Вряд ли зажиточный человек в Иерусалиме получал со всех концов Палестины от совершенно незнакомых ему людей просительные письма. Тот, кого обстоятельства вынуждали просить о помощи, обращался, естественно, к родным, соседям и землякам, которые знали о его затруднениях. Стало быть, личные и доверительные отношения делали любую просьбу по-человечески понятной, и вряд ли кто-то думал, что можно нанести вред человеку бездумным оказанием помощи и одалживанием денег. Сегодня дело обстоит совершенно иначе. Люди обращаются за помощью даже к малознакомым, и они с легкостью оказывают ее, не вникая в обстоятельства того, кто ее принимает. Между тем обстоятельства бывают чрезвычайно запутаны, и к каждой просьбе о помощи следует подходить с величайшей тщательностью. С этим ничего не поделаешь, но если мы проникнемся духом Заповедей блаженства, то в полном соответствии со словами Иисуса безусловно предоставим себя в распоряжение всех нуждающихся в помощи. Это само собой разумеется. Сама по себе готовность помочь в своем изначальном порыве не может сдерживаться никакими обстоятельствами, иначе она будет в лицемерием. Если у дающего взаймы осторожность диктуется маммоной, а не любовью и стремлением помогать другим, то он обманывает самого себя.

Люди нового естества также вряд ли безоговорочно уступят вымогателю и не станут требовать подтверждения в судебном порядке правомочности его притязаний. Как только, к примеру, они узнают, что с каждой новой уступкой они лишь подталкивают кого-то к необузданному завышению его притязаний, более того, даже убеждают его тем самым в их правомерности, то очень может быть, что они, хотя и дадут высказаться суду, затем добровольно отдадут вымогателю вдвое больше того, что оспорили у него судьи. И здесь характер поведения благодетелей окажется различным, в зависимости от обстоятельств. Но в каждом случае в его основе должна быть безграничная предупредительность по отношению к нападкам зла.

Здесь, как, впрочем, и везде, важнее всего, чтобы та же самая внутренняя позиция, свойственная новой нравственности, в конкретных условиях обретала присущий только ей облик, непременно раскрывающий изначальное естество, но позволяющий ему свободно проявляться в существующих обстоятельствах. Внутренняя необходимость, властно действующая во всех проявлениях жизни новых людей, становится их изначальным чувством. Возникает она, однако, из непосредственного живого отношения к конкретной жизненной проблеме, которую надо решать, а поэтому всегда соответствует ей и отличается своеобразием.

То, как новая нравственность, с ее предупредительностью и полной готовностью помочь, откликается на любые посягательства и притязания, отражает лишь внутреннее превосходство нового естества над старым. Новое явно выше старого, как правда выше лжи, могущество – бессилия, жизнь – окостенения, свобода – пристрастности, изначальное чувство – обстоятельного размышления, безусловная необходимость – произвола, строгий стиль – любых варварских затей и образов. Поэтому любые попытки поврежденной человеческой природы извратить новое или ослабить его оказываются несостоятельными. Оно остается беспристрастным, несмотря на соблазны, и верным себе, поскольку зло не находит в нем отклика, а напротив, вызывает добро. Оно по сути неприкасаемо: людей правды не в чем обвинять, ведь любые нападки на них лишь открывают суверенную власть их нового бытия и бессилие любых злых происков.

А поскольку это не просто намерение вести себя каким-то определенным образом, а живая действительность, непроизвольно обнаруживающая себя по мере развития изначального естества, то и новая нравственность везде и во всем – нравственность внутреннего превосходства. Не только по отношению к несправедливости, но и ко всему. Она проявляет себя всеми гранями своего необычного облика.