Наглое игнорирование - [9]

— А вам, милочка, я бы не доверила даже после вскрытия зашивать. Перед родственниками неудобно будет. Хотя если в родственниках Франки Штейны, то конечно! — зло огрызнулась врач Мерин.

— Да куда уж, с нашим-то рылом, в калашный ряд гладью шить, какие с нас белошвейки! Академиев не кончали, бамажек самописных не сподобили, псесно, не то, что всякие лошадиные кони, кто бы что сказал! — пропела свирепо и ехидно Берестова.

— Что вы себе позволяете?! Настоящий медик никогда не спустится до подобной пошлости! — вспылила Мерин.

— Ой, б-же ж мой. Где?! Где он?! Где тут среди здесь настоящий медик, не глядю на почтенного Гопника, который таки да, хотя и зубной – но все жеж доктор с руками и документами. Но все остальные? Одна – как сказано выше, вчера то есть, некоей конской фамилией – из кухарок уток щипать только годится, другая с дипломом с Малой Арнаутской, кто ж таки среди тут медик? Покажьте мне пальцем! Могу сходить за лампочкой, чтоб виднее стало! — спустила всех собак медсестра.

— Если брать во внимание полную конкретику, то уважаемая мадам Берестова не может со мной не согласиться, что в кухарках она была бы полезнее, при всему моему уважении – иронично прошипела Мерин.

— Кто о чем? Какое уважение, какие речи? Вы посмотрите на себя. Ни в вену не попасть ни даже внутримышечное сделать! Да хоть бы раз диагноз правильный выставлен был! Так ведь ни разу! Даже аппендэктомию самостоятельно не смочь сделать? — уже без флера "как бы шуточности" врезала медсестра.

— Я могу на себя посмотреть. От моего вида зеркала не трескаются! — отбрила Мерин.

В этот момент Левину показалось, что сейчас начнется смертоубийство и потому он все же вмешался, появившись как утреннее солнце. Обе сотрудницы, красные, словно спелые помидоры, заткнулись нехотя. Робкий зубной врач, который, несмотря на свою грозную гопническую фамилию, был трусоват и по этой причине все время попадал в нелепые ситуации, старательно тер стекла очков платочком, словно бы и не видя и не слыша происходящего в шаге от него.

Военврачу очень хотелось сказать что-то более подходящее к моменту, вроде слова "Брек!", как говорят на боксерском ринге, но он просто строго посмотрел и пригласил к себе в кабинет медсестру Берестову. Где и отсыпал ей полной меркой обеими руками за несоблюдение этики и субординации. Грубиянка повторно распунцовелась и ответила только, что врачей она уважает, а вот всяких самозванок безграмотных она уважать не будет, потому что так лечить – вредительство сплошное. И вывалила начальнику с десяток вопиющих ошибок, сделанных только за прошедшую неделю доктором Мерин. Это несколько поменяло ситуацию, потому как Левин всерьез испугался. Сказанное пахло трупами, что совсем не нужно в нормальном учреждении. И сегодняшняя флегмона лица явно в перспективе грозила самыми худшими последствиями. Действительно, так дворник бы и то не сделал!

Отпустил медсестру с внушением, затребовал истории болезней, еще раз ужаснулся. Особенно разозлило то, что и почерк у Мерин был не врачебный, а разборчивый и понятный. Самое то – следователю читать без запинок!

Пригласил к себе врачиху, позадавал ей вопросы. Понял, что хорошо, что уже вся шевелюра седая, дальше уже седеть некуда. Попытался вразумить докторшу. И совсем обалдел, когда она ляпнула:

— Вы впустую придираетесь ко мне, гражданин Левин, потому что вы – антисемит!

Редкий случай в жизни, когда он так удивлялся, что пару минут не мог произнести ни слова. Потом все же взял себя в руки. И выпроводил дуру набитую без крика и рева. Хотя и хотелось. И покричать и пореветь. Вместо этого озадачился и после хлопот сумел таки откомандировать ее на учебу куда-то в тартарары, за край земли, то ли в Томск, то ли в Омск, где, как считал не слишком сведущий в географии, Левин уже видать слонов, что на черепахе стоят или что-то вроде того. И постарался обставить это дело так, чтоб назад врач Мерин уже не вернулась, хотя кадровики и пообещали разборчивому лекарю, что больше ему врачей не пришлют.

Еще начштаба донимал постоянно. Если от строевой подготовки медиков удалось отбрыкаться, то вот от огневой и командирской подготовки – фигушки. Пострелять многие согласились и пришлось выкраивать время для этого, да лекцию прослушать – это таки не шаг печатать. Левину пришлось согласиться, тем более что учеба все же должна быть в принципе, как ни увертывайся. И, кстати, пришлось и конференции врачебные тоже проводить, хотя бы в простеньком формате. В течение месяца сам прочитал выступление "Сложный случай удаления желчного пузыря", терапевты из госпитального взвода разродились очень своевременной лекцией "Как улучшить диагностику сифилиса", весьма актуальной, да и назойливость Берестова вынудила дать и ему слово с темой "Организация стрелковых подразделений в РККА". Разумеется, сам он ее прочитать не мог из-за дефектов дикции, поэтому написал текст, а читала его жена. Голос у нее оказался вполне роскошным, трубным и звучным, и она же потом отвечала на вопросы, переводя и разбирая на удивление легко неудобьсказуемые ответы мужа.

Несколько позже настырный старший лейтенант сумел выбить на командный состав медсанбата и личное оружие, хотя одолеть бюрократические препоны было очень и очень непросто, со снабжением – и это Левин знал из первых рук – было все очень сложно и многодельно, а вот выход получался никакой совсем.