Наглое игнорирование - [181]

А вот потом, закупившись всем необходимым, и уже не нарушая приказа своего короля и полководца, они перед тем как уехать, пороли продавцов до тех пор, пока те не возвращали все полученные денежки и остальные, уже свои монеты, обирая простаков догола. Как говорил фюрер (или это были слова командира дивизии?): интеллигенты – самые глупые дураки во всем мире! Очкастый профессор просто подтвердил этот постулат.

Увы, все ценности, которые старательный Гаманн переправлял в безопасный вроде бы тыл, пропали в течение двух месяцев. Тогда ковровые бомбежки чертовых англо-саксов разнесли сначала город, где жили родители, похоронив и отца и мать в подвале, плохо приспособленном под бомбоубежище, а потом выгорел дотла дом с квартирой гауптштурмфюрера. Он остался гол, как ошпаренная свинья! Жалкие остатки – немножко золота, немножко валюты, несколько средневековых инкунабул, которые можно было бы продать за недурные деньги, если получится выбраться из мясорубки.

Коллеги осторожно и большому секрету поговаривали, что есть специальная программа по которой эсэсовцы убывают по чужим документам в Латинскую Америку, где и будут бороться за Рейх в благости и сытости, но Гаманн отлично понимал, что это если и правда, то только для "жирных котов", ему никто ничего подобного не предлагал.

И потому оставался только один билет в будущее – старина Шаттерхенд. Одноногий, сильно обгоревший, оказавшийся на мели – без средств и родственников, он написал письмо своему бывшему командиру и тот немедленно помог. Должность в административном аппарате протектората он занимал мизерную, но тем не менее воспрял духом. Американское воспитание помогло ему понять ту простую вещь, которую не могли осознать обычные немцы. Рейх пал.

Это было ясно видно уже в прошлом году, потому пара сослуживцев нашла общий язык быстро. И теперь оставалось разжиться подходящими документами и средствами к существованию. А дальше сделать рискованную ставку ва-банк. В конце концов американский язык с характерным акцентом снимал многие проблемы при общении с простоватыми реднеками. которые в основном и служили в армии дяди Сэма. А Гаманн очень неплохо болтал по-французски. Главное было не допустить фатальной ошибки. И сейчас – еще сидя в эсэсовском мундире, и потом – когда надо будет пробираться через вражеские войска.

Карл фон Пюклер Бургхаус, главный в протекторате и теперь заодно командующий всеми эсэсовскими частями, твердо пообещал подчиненным, что договорится с американцами о почетной сдаче в плен всех эсэсманов – за исключением разве русских ублюдков. Увы, Гаманн, который про себя называл этого аристократа старинного рода, графа и барона не иначе, как "слащавый педераст", не поверил в это напыщенное заявление ни на грош. Нет, так-то этот самый Карл был вполне женат, причем на самой настоящей принцессе, связанной кровными узами и с германской императорской фамилией и с британской и со шведской королевской. Но манера общения, то, как он фатовато выглядел и многое другое говорили пройдохе Гаманну, что его подозрения если и не совсем не верны и, может быть, этот аристократический выродок голубых кровей и не гомосексуалист, но вот веры к нему одноглазый вояка не питал совсем. Не мужское какое-то было у дворянина поведение, хоть и старался тот изо всей силы и даже морда у него была распахана шрамами, не хуже, чем у бывшего танкиста. Только шрамы бывают разные, у покалеченного под сраной Порохеровкой рожу изорвала почетная боевая сталь, а у этого графа и барона на харе были следы студенческой дуэли-мензуры, которая с точки зрения любого панцерманна была откровенной глупостью, но никак не показателем мужественности. Велика храбрость рубить друг другу щеки шпагами, защитив все остальное специальными доспехами из кожи и ваты. Никакого риска для жизни и для любого настоящего солдата – признак пижонства и фатовства, на такое только глупые девы клюют.

Вечером, сидя в пивной, Гаманн тихо расспрашивал Шаттерхенда – что думает тот, как знающий американский характер досконально. Приглушенно светили лампы над уютными столиками, было малолюдно, вкусно пахло пивом. Оно тут, в Праге, было почти таким же, как немецкое. Хозяин был из судетских немцев, в принципе доверять никому нельзя, но последний месяц в чешские трактиры Гаманн зарекся ходить – в одних чехи смотрели волчьими взглядами, в других – наоборот лебезили, но у чуткого битого жизнью ветерана возникло твердое ощущение – уж точно ему в кружку плюют. Может и мочатся, пес их поймет, славянских ублюдков.

Пока у немца таких подозрений в этой пивнушке не возникало. Как свой по крови, хозяин еще и кормил по карточкам, весьма вкусно. И главное – поговорить тут было можно. Если не горлопанить.

— Знаете, чифтен, этот аристократ может и договорится насчет себя – все же на принцессе женат. А нас убогих и сирых… Вряд ли. Нас несколько тысяч тут, это немного, даже учитывая, что мы очень хорошие солдаты. Американцы мастера загребать жар чужими руками. Им выгоднее умаслить русских, чтобы те продолжили своей шкурой спасать драгоценные американские жизни. Мои компатриоты отлично умеют искать выгоду. Вы ведь считаете, что Америка и Союз сцепятся? — задумчиво проговорил одноногий.