Нагая мишень - [11]

— С того момента мы находимся в девяносто шестом веке.

— Ты имеешь в виду путешествие во времени?

Задавая этот вопрос, я почувствовал чей-то настойчивый взгляд. Я повернул голову в сторону группы итальянских пассажиров и увидал светловолосую девушку, лет двадцати, которая продолжала всматриваться в меня голубыми глазами. На итальянку она не была похожа. Через мгновение какая-то женщина потянула ее за руку. «Lucia, — услышал я, — guarda che sole». После этого девушка отвернулась к заходящему солнцу.

Фуникулер спускался по не слишком крутому склону.

— Путешествие во времени? — повторил за мной Нузан. — Нет! Разве что в том смысле, в котором кинозритель двадцатого века переносится во времени, когда после демонстрации фильма о троянской войне видит белый экран в том месте, где только что плавали корабли древних греков, а сейчас видит вокруг себя людей, поднимающихся с кресел, — словом, когда он в одно мгновение возвращается в свою эпоху. Самолет, в котором мы летели, принадлежал 1978 году. После моего самоубийства (и после убийства — если говорить о тебе) нас окружили реалии 9591 года. Я уже говорил тебе, что вся суша и моря застроены сплошными конструкциями. Это единое здание растягивается по всему земному шару и поднимается до высоты двенадцати километров, где его покрывает гладкая сфера Крыши Мира. Поверхность этой крыши представляет собой одну гигантскую киносъемочную площадку — то есть, место зрелищ, в котором теснящиеся в глубинах суперздания миллиарды обитателей нашей планеты могут иногда переживать различные невероятные истории. Скрытый под кожухом механизм фабрики «снов наяву» материализует здесь большую часть ролевых стереонов. Пространство над самой Крышей Мира заполнено блоками-параллелепипедами высотой в 50 метров. В основании их длина равна 200, а в ширину — 100 метрам. Они невидимы для людей, проходящих по коридорам. Один трехмерный экран занимает всю внутреннюю часть параллелепипеда, но в каждом блоке таких экранов девяносто, поэтому они должны взаимно проникать один в другой. Действие стереона, который смотрим мы — Нузан указал на пространство вокруг нас — происходит в 1957 году. Именно такую дату я прочитал на информационном табло, когда мы заняли исходную позицию на семьдесят восьмом экране. Кроме того, тебе нужно знать, что каждый, кто умирает в каком-нибудь стереоне, в жизни вне его становится биологически моложе. Чтобы вычислить нынешний возраст, нужно отнять десять процентов от количества своих полных лет. То есть, сейчас мне двадцать восемь, поскольку я стал на три года моложе. А ты — благодаря моему невниманию в момент выстрела — получил дополнительных четыре года.

— Из твоего рассказа должно следовать, что до сих пор я вел иллюзорную жизнь.

— Нет, как раз твоя жизнь была настоящей, иначе после смерти ты бы не покинул центральный стереон. Я объясню это тебе в другой раз. Вскоре ты сам столкнешься с фактами, которые бы не дали заснуть вашим философам.

— Действительно, идея стереона, проникающего поднебесное планетарное здание, является весьма занимательной. Но, скорее, я уж поверю в сон на борту самолета. И хотел бы проснуться уже в аэропорту.

— Там уже приземлились наши мертвые тела. Впрочем… — Нузан махнул рукой. — Стоит ли объяснять лесному дикарю, что жужжит в радиоприемнике во время грозы, если он знает свое и сует в динамик липучку для мух?

Мы вышли из вагончика. У меня в ушах все еще звенело имя «Лючия». Я искал ее взгляд, только девушка на меня уже не глядела. Нузан быстрым шагом направлялся к пристани.

— Я остаюсь здесь, — неожиданно для самого себя заявил я.

При этом я подумал, что этот таинственный напарник — кем бы он не был — не навяжет мне своего решения покинуть остров.

— Если я поплыву в Неаполь, ты утонешь в море, — ответил он на это загадочно.

— С чего это бы я утонул?

— Потому что корабль сильнее тебя.

Я не понял, что он хочет этим сказать. Тут я заметил, что у нас нет сигарет, и попросил Нузана, чтобы тот минутку подождал. Тот остался у билетной кассы, а я направился к киоску, где мог следить за ним через окно. Нузан не стал ждать меня, он направился к пристани. Возле трапа ему перегородили путь несколько мужчин. Двое из них — как мне казалось — приехало сюда с нами на фуникулере. По резким жестам людей, стоявших возле трапа, я сделал вывод, что там шла какая-то горячечная дискуссия. Нузан спустился на мол; при этом он направился в самый конец окружавшего порт волнореза, все сильнее удаляясь от берега.

Я уже покинул табачный киоск и остановился над водой. При этом я размышлял об исчезнувшей в баре девушке. Нузан вел себя странно, идя дальше, он наклонился, как будто бы толкал какой-то невидимый груз. И в то же самое мгновение, как я это заметил, почувствовал, как что-то тянет меня в его сторону. И сразу же затем, я столкнулся спиной с каким-то абсолютно прозрачным листом стекла, который спихнул меня. Его натиска преодолеть я не мог, потерял равновесие и свалился с помоста в воду.

На мол я вскарабкался промокший до нитки. Нузан к этому времени уже вернулся на берег.

— Прости, — рассмеялся он. — Этот случай, скорее, чем долгая лекция, заставит тебя понять, почему здесь мы не сможем расстаться. Впрочем, сейчас мы и не сможем отправиться вместе на континент, поскольку пленены на острове. Вон те сукины дети, — указал на мужчин, стоящих на трапе, — ехали за нами от Бриллиантового Поместья. Это следовало предусмотреть! С этого момента агенты де Стины будут дежурить в порту круглые сутки и не пропустят нас на любое судно.